• Приглашаем посетить наш сайт
    Кюхельбекер (kyuhelbeker.lit-info.ru)
  • Коршун ("Брюхато брюхо, — льзя ль по-русски то сказать... ")

    Брюхато брюхо, — льзя ль по-русски то сказать?
                          Так брюхо не брюхато,
                           А чрево не чревато,
    Таких не можно слов между собой связать.
    У Коршуна брюшко иль стельно, иль жеребо,
    От гордости сей зверь взирает только в небо.
    Он стал Павлин. Не скажут ли мне то,
    Что Коршун ведь не зверь, но птица?
    Не бесконечна ли сей критики граница?
                                           Что
    Худого в том, коль я сказал «жеребо»?
    Для рифмы положил я слово то, для «небо».
    А, это приискав, и несколько был рад.
    Остался в точности, как должно быти, склад.

    От этого писцы нередко отбегают,
    Однако то они когда пренебрегают.
    «Жеребо» положил не ради ль рифмы я?
    Но сим испорчена ль хоть мало мысль моя?

    Что я неслыханну тут рифму положил,
    Я критики за то себе не заслужил.
    «Жеребо» слово я ошибкой не считаю,
    А вместо басни той сию теперь сплетаю.
                            
                                         Как черт,
                      Да только он смотрел не в ад, но в небо,
                            А черти смотрят в ад.
    (Не мните критикой мне сею дати мат.
    «жеребо».
    Но к притче приступлю.) Стал Коршун быть Павлин,
    В его он перьях был великий господин.
    Но птицы прочие безумца ощипали,
    Так брюхо гордое и горды мысли пали.

    Однако должно ли писателя бранить,
    А это слышали мои исправно уши.
    Но кто переведет на свете подлы души! 

    <<октябрь — ноябрь 1760>>

    Коршун (стр. 210). Впервые — ПСВС, ч. 7, стр. 334. Эта притча связана с притчей «Коршун в павлиньих перьях», где Сумароков употребил рифму «жеребо» — «небо». Как явствует из настоящей притчи, слово «жеребо» вызвало критику со стороны языковых пуристов, и Сумароков счел нужным защитить свое право на поэтические искания, в том числе и на «неслыханную рифму». Слова: «зато меня ругают...» и след, дают основание датировать эту притчу октябрем — ноябрем 1760 г. Вместе с тем надо полагать, в данной притче, как и в притче «Коршун в павлиньих перьях», Сумароков имел в виду какое-то определенное лицо.

    Разделы сайта: