Послушай, Майковъ ты, число у насъ любовницъ
Размножилося такъ, какъ розы на кустахъ;
Но то въ подсолнечной везде во всехъ местахъ.
Я чту девицъ, утехъ во младости виновницъ.
Почтенна ли любовь,
Когда пылаетъ кровь?
Старуха скажетъ,
И ясно то докажетъ,
Что ето пагубно для насъ и для девицъ:
И стерла бы она красу съ девичьихъ лицъ;
Употребила бы на то она машины,
Чтобъ были и у нихъ по красоте морщины.
А я скажу не то:
Да что?
Любовь и въ городахъ и въ селахъ,
Похвальна: лишъ была бъ она въ своихъ пределахъ,
Красавица сперьва къ себе любовь измерь:
Безъ основанія любовнику не верь;
Хотя бы онъ тебе съ присягой сталъ молиться,
На красоту,
Разскаску я сплету:
Пастухъ любилъ пастушку,
Какъ душку,
И клялся: я тебя своею душкой чту.
Красавица не веритъ,
И думаеть она: любовникъ лицемеритъ:
Не всякой человекъ на свете семъ Пирамъ!
Боится, изъ любви родится стыдъ и срамъ.
Сказали пастуху, пастушка умираетъ,
И гробъ уже готовъ:
Жесточе естьли что любовнику сихъ словъ?
Пастухъ оставшихъ дней уже не разбираетъ,
Дрожитъ,
И памяти лишенъ къ пастушке онъ бежитъ.
Во время темной нощи,
Густой въ средину рощи.
И вынявъ ножь себя онъ хочетъ умертвить:
Но ищетъ онъ любезной,
Сіе въ сіи насъ дни не должноль удивить?
И частоль таковы льзя верности явить?
А волку трудно ли овечку изловить?
Воспламененіе Дидоне было грозно;
Филида плакала, но каялася позно.
Пастушки пастуха увидя ясно страсть.
И не бывя больной всклепала ту напасть,
Она кричитъ: Увы! тебя смерть люта ссекла,
Увяла роза днесь и лилія поблекла.
Но скоро сталъ пастухъ какъ прежде былъ онъ бодръ:
И превратился гробъ во брачный тамо одръ.
Не всякъ ли человекъ въ участіи особомъ.
Пастушке гробъ сталъ одръ, Дидоне одръ сталъ гробомъ...
Судьбина всякаго различно вить даритъ;
Дидона на костре горитъ,
Пастушка въ пламени судьбу благодаритъ.
Когда вверяется кому какая девка,
Такъ помнилабъ она, что ето не издевка;
А сколько девушка раскаясь ни вздохнетъ,
Въ томъ прибыли ей нетъ.