Въ пустыне мужъ почтенный жилъ,
И добродетели примеромъ онъ служилъ.
Все видели ево незлобива и смирна,
Везде о немъ носилася хвала.
Какой то человекъ привелъ къ нему вола,
Гораздо жирна.
Увиделъ ето воръ,
И захотелъ вола къ себе втащить на дворъ.
Настала ночь: пошелъ на ловлю воръ къ пустыне,
И ставъ заранье гордъ,
Идетъ и мнитъ: поемъ говядинки я ныне.
Въ пути попался вору чортъ:
Не о говядине тотъ мыслитъ,
И не вола идетъ ловить;
Идетъ пустынника давить,
И ужъ ево въ убитыхъ числитъ.
Известно то что чорту, въ векъ,
Противенъ доброй человекъ,
И что взаимственна въ душахъ подобныхъ служба;
Издревле у чертей съ ворами дружба.
Другъ другу объявивъ намеренье они,
Спешатъ туда прийти до расветанья дни;
Чтобъ дело въ темноте решилось,
И безпрепятственно желанье совершилось.
Пришли,
Вола нашли.
Воръ чорту говоритъ: я стану приниматься,
Съ говядиной ломаться.
Вить быкъ не за всегда когда онъ живъ молчитъ;
Пустынника разбудитъ,
А онъ легко разсудитъ,
Что воръ вола здесь удитъ.
Постой, покаместь я пустынника словлю.
И удавлю.
Воръ ето примечаетъ,
Что гнется не къ ево то больше стороне,
И отвечаетъ
Сатане:
Постой, и дай свести вола ты прежде мне:
И мнитъ: когда чортъ дверью грянетъ;
Услышавъ шумъ, пустынникъ встанетъ,
И пастухамъ Разбой въ окошко закричитъ:
А волъ хотя и замичитъ;
Пустынникъ на постеле,
Не сведаетъ объ етомъ деле.
Не соглашаются, вступили въ споръ:
Шумитъ и чортъ, шумитъ и воръ.
Услышавъ шумъ пустынникъ мой проснулся;
И только лишь очнулся,
Кричитъ разбой,
Пустынникъ мой
И пастуховъ въ окошко созываетъ.
Обрушился чортъ въ адъ:
Поймали, и ему назадъ,
Веревкой, руки прикрепили: