Проконсульской слуга во Африке утекъ;
Но сей сыскался человекъ.
Что я скажу о немъ, тому поверить можно;
Свидетель Аппіонъ; такъ я скажу не ложко.
Поиманъ рабъ, и въ Римъ рабъ беглый приведенъ;
И къ смерти осужденъ.
Исполненны боязни,
Ведутся грешники на место лютой казни,
И быть растерзанны отъ яростнаго льва.
Кого не устрашитъ кончина такова,
И кто не вострепещетъ,
Коль смерти передъ нимъ сія коса заблещетъ!
Уже собрался градъ къ позорищу сему;
И выведенъ ужъ левъ ко действу своему;
Во осужденныхъ кровь предъ действомъ замерзаетъ.
Одинъ по одному
Неволею со львомъ сразитися дерзаетъ:
Съ лютейшей яростью нещастныхъ левъ терзаетъ.,
И сей рабъ выведенъ, который убежалъ:
Ужасная кончина зрима;
Омлелъ и задрожалъ;
Не будетъ больше зреть и света онъ и Рима:
Левъ бросился къ нему разинулъ страшный зевъ;
Но вдругъ остановился левъ,
И озираетъ онъ невольника прилежно:
И въ виде ласковомъ веселье износя,
Онъ лапами сево раба объемлетъ нежно:
Все зрители пришли во удивленье симъ;
И отъ чево сіе, не понималось имъ;
Но жизнь раба не прекращенна,
Вина ухода отпущенна:
Свобода возвращенна:
Ко изліянію такихъ ему отрадъ,
Со щедрою судьбою согласенъ былъ и градъ:
Отъ пагубы раба зверь дикій избавляетъ:
Андродъ, рабъ тако слылъ, гражданамъ объявляетъ:
Какъ я ушелъ,
Въ пустыняхъ некогда къ великому мне страху,
Бежалъ сей левъ ко мне съ пресильнаго размаху,
И въ ужасе меня трепещуща нашелъ;
Но всю оставивъ люту грозу,
Ласкаетъ онъ меня,
И предо мной стеня,
Боль чувствуя, казалъ мне въ лапе левъ занозу;
Я вонъ ее извлекъ: левъ ластился ко мне:
И жилъ по томъ я купно,
Въ пустынной той стране,
Съ зверемъ неотступно:
Хотя я жилъ и безъ боязни;
Поиманъ, изведенъ на место лютой казни.