Рабенокъ и дуракъ то было совокупно.
Сыскалъ дурачество другому не приступно,
И въ самой центръ невежества влетелъ.
Гораздо некогда онъ кушать захотелъ:
Къ яде почувствовавъ въ желудке жаркой пламснь,
И въ ледникъ корму красть не знаю какъ зашелъ:
А въ леднике тотчасъ обедъ себе нашелъ:
И льду взялъ тамъ кусокъ и камень;
Однако жаръ алчбы ни мало не утухъ;
Ледъ холоденъ, а камень сухъ:
Въ печи кусокъ холодной греетъ;
Кусокъ холодной преетъ:
И выпрелъ изъ нево въ горячей бане духъ.
А тело
Толико жъ пропотело,
Что только лишъ о немъ единъ остался слухъ.
Надъ пищей етой умъ у поваренка тьмится:
А поваренокъ мой стремится,
Сухой кусокъ поразмочить,
Не то о камне, что о льдине;
Изъ перьваго куска мой поваръ выжалъ сокъ:
А сей ево кусокъ,
Ни мало не размокъ,