Былъ котъ и взятки бралъ:
Съ мышей онъ кожи дралъ,
Мышей гораздо мучилъ,
И столько имъ наскучилъ,
Чиня вссгда содомъ,
Что жительство мышей, а именно тотъ домъ,
Казался жителямъ симъ каторгою лютой;
Свирепой тотъ
Мучитель, котъ,
Десятка по два ихъ щелкалъ одной минутой.
Ненасытимой котъ и день и ночь алкалъ,
И целу армію мышей перещелкалъ.
Вся помочь ихъ отъ ногъ; однако худы танцы,
Въ которыхъ можно захрамать:
А можетъ быть еще и ноги изломать;
Зарылись на конецъ они въ подполье въ танцы;
Чтобъ котъ не могъ ихъ более замать:
И ни одна оттоле не выходитъ;
Ни мышачья хвоста котъ больше не находитъ,
И тщетно разеваетъ ротъ:
Постится котъ:
Прошли котовы хватки;
Подьячій! знаешъ ты,
Какъ мучатся коты,
Которы ни чево содрать не могутъ боле,
И сколько тяжело въ такой страдати доде.
Сыскалъ мой котъ себе подьяческой крючокъ:
Умыслилъ дать мышамъ онъ новенькой щелчокъ.
И задними онъ гвоздь ногами охватилъ,
А голову спустилъ,
Какъ будто онъ за то, что грененъ,
Повешенъ,
Являя, что мышамъ уже свободной путь:
И льстится мой мышей подъячій обмануть.
Не слышно более разбойникова шуму;
Такъ мыши зделали въ подкопе думу,
Не отступилъ ли прочь герой:
И изъ коллегіи все выступили въ строй:
И чтя кота не за безделку,
Выглядываютъ только въ щелку
Увидели, что котъ ихъ живъ,
И лживъ;
Ушли назадъ крича: по прежнему котъ бешенъ,
Хотя ужъ и повешенъ.