Ликастъ о скромности Ераста твердо зналъ
И тайную любовь ему вещати сталъ:
Я бросилъ ныне лукъ, я бросилъ ныне уду:
Ни рыбы ужъ ловить, ии птицъ стрелять не буду,
Отъ Амаранты зрелъ я ласку ужъ давно;
Но было ласку зря мне сперва все равно,
Суровъ ли былъ ея поступокъ иль приветливъ;
Но вдругъ не знаю какъ, я больше сталъ приметливъ:
Пастушкинъ на себя взоръ частый примечалъ,
И услаждаяся глаза ея встречалъ.
Я чувствовалъ по томъ, что кровь моя горела:
Какъ въ очи пристально ей зрелъ, она багрела,
И опуская зракъ, лучъ сердца моево,
ЗадумыВзалася, не знаю, отъ чево;
По семъ по вечерамъ дней тихія погоды,
Когда сходилися пастушки въ короводы,
Я больше вображалъ себе ея красу,
И чаще съ нею бывъ влюблялся отчасу.
И пеніе ея мне нравилось и пляска,
Взглядъ былъ ея все чивъ, и умножалась ласка.
Она по всякой часъ мою питала страсть.
Осталось только мне открыти то речами,
О чемъ я ей вещалъ разъ тысячу очами.
Но какъ ей некогда любовь мою сказалъ,
И съ воздыханіемъ то клятвой доказалъ:
Она сказала мне: я етому не верю.
Я клялся ей еще, что я не лицемерю.
Она внимала то; я мнилъ себе маня...
Иметь себе въ ответъ, что любитъ и меня;
То зря, что слушала она те речи внятно:.
Казалося, что ей внимати ихъ пріятно;
Но вся утеха мне въ тотъ ею часъ была...
Что клятвы выслушавъ колико мне мила,
Ответа мне не давъ пошла и не простилась.
Колико въ ону ночь душа моя мутилась!
Смеялся прежде я, раженнымъ сей судьбой.
И все то я въ ту ночь увиделъ надъ собой,
Зрелъ прежде я съ бреговъ, какъ море волновалось.
Но вдругъ и подо мной оно возбунтовалось.
Смешно мне было зреть, коль кто въ любни тонулъ,
Но самъ, тогда, я самъ стократно воздохнулъ.
Какъ летня светлость дня вдругъ портится ненастьемъ,
По утру покидалъ не спавъ я свой шалашъ.
Всю ночь была въ уме она, и въ день она жъ.
Какъ вы багряныя аѵроры всходъ играли,
И изъ загоновъ въ лугъ скотину выбирали;
Моя скотина мне престала быть мила
И праздная свирель не надобна была.
Не виделъ ни чево пріятнаго я боле,
И безъ порядка шла моя скотина въ поле.
Въ несносной я тоске заочно ей пеняль.
Поить, на брегъ реки, скотины не гонялъ:
Своихъ и глазъ она мне три дни не казала,
По томъ приближилась и ето мне сказала:
Люби другую ты, кто бъ кровь твою зажгла,
И многія бы дни владеть тобой могла.
Чтобъ долго зреніе и страсть твою питало,
Пригожства моево къ тому еще не стало:
Я часто на себя въ источники гляжу:
Великой красоты въ себе не нахожу.
Колико много дней весной на пастве ясныхъ,
Толико на лугахъ сихъ, девушекъ прекрасныхъ.
Я ей ответствовалъ томяся и стеня:
И сердце ты мое на веки покорила,
Вздохнула тутъ она и ето говорила:
Сама не знала я, что я къ любви текла,
И что не къ дружеству, но страсть мя къ ней влекли
Когда о птички вы другъ друга целовали,
И песни на кустахъ веселы воспевали,
Что сладостна любовь, поверила я вамъ;
Изъ чистыхъ я луговъ приближилась ко рвамъ;
И ныне ужъ мои не такъ свободны очи;
Но нетъ забавна дня и нетъ покойной ночи,
Уже разрушился мой прежній весь покой;
Но радости себе не вижу ни какой;
Какъ вы на древесахъ ее ни прославляли.;
Иль вы вспевая то, то ложно представляли.
Поверь, вещалъ я ей, драгая песнямъ симь,
Поверь дражайшая, поверь словамъ моимъ
Что въ истинной любви веселостей довольно,
Не весело еще то сердце, кое вольно:
Не верь себе, что ты не столько хороша,
Какъ весь тебя чтитъ лугъ и чтитъ моя душа.
Краса твоя, меня котора ныне мучить,
По сихъ словахъ душа веселья дождалась;