Годъ целый Тирсисъ былъ съ Пальмирою въ разлуке,
Годъ целый воздыхалъ, живя въ несносной скуке:
Въ деревне жалостно воспоминалъ стада,
И о любовнице онъ плакалъ иногда.
Ни что ихъ тамъ утехъ тогда не разрушало,
И все ихъ прежде тамъ въ любови утешало.
Кончаетъ солнце кругь, весна въ луга идетъ,
Увеселяетъ тварь, и обновляетъ светъ.
Сокрылся снегъ, зефиръ на пастве повеваеть:
Источники журчать, и жавронокъ вспеваетъ.
Приближилися те дражайшія часы,
Чтобъ видеть пастуху пастушкины красы.
Къ желанной многи дни стенящаго отраде,
Отецъ нарекъ опять быть Тирсису при стаде.
Все паство на уме и милый взоръ очей,
Все мыслитъ, какъ опять увидится онъ съ ней.
День щастья настаетъ, и мысли утешаеть:
Въ луга отходитъ онъ, и къ паству поспешаетъ.
Шелъ целый день, пришелъ, зритъ ясную луку,
Светило дневное сошло во глубину.
Но ясныя ночи тоя ему начало,
Знакомую ему пустыню означало:
Повсюду взоръ ему туть радости сулитъ;
Вотъ роща, где моя любезная бываетъ:
Вотъ речка, где она сей образъ умываетъ.
Подъ древомъ тамо съ ней я некогда сиделъ,
Съ высокой сей горы въ долины съ ней глядель,
Въ пещере сей она въ жары со мной бывала,
И часто тамъ меня объемля целовала:
Где лежа на ея коленяхъ я леж. ллъ,
И руки мягкія въ рукахъ своихъ держалъ.
Сей мыслію свой духъ въ пустыне онъ питаетъ:
И седце нежное ево въ надежде таетъ.
Приходитъ на конецъ ко стаду онъ тому,
Которо отъ отца поручено ему;
Но Тирсисова мысль и тутъ еще мутилась:
Ну естьли мыслитъ онъ, Пальмира превратилась,
И новы радости имея въ сей стране,
Въ неверности своей не помнитъ обо мне!
Я знаю, что она меня не ненавидитъ;
Но чая, что уже здесь больше не увидитъ,
Ахъ! можетъ быть она другова избрала,
И для того уже мне суетно мила.
Она въ разлучны дни, въ покое утешалась,
Цветами безъ меня какъ прежде украшалась.
Пальмира о тебе всечасно я тужилъ!
Однако онъ себе надеждою ласкаетъ;
Хотя къ свиданью ночь ево не допускаетъ,
Которая ему заснути не дала.
Нальмира во всю ночь въ уме ево была.
Какъ радостно ево надежда услаждала,
Такъ мысль упорная надежде досаждала.
Глаза не жмурятся; что делать? востаетъ!
Но солнце на луга изъ волнъ морскихъ нейдеть:
Хоть ночи долгота ево обременяетъ,
Оно обычнаго пути не пременяетъ.
Восходитъ по горамъ аѵрора на конецъ,
И гонятъ пастухи въ луга своихъ овецъ.
Всехъ Тирсисъ зритъ, не зритъ Пальмиры онъ единой;
Не знаетъ, кое зло причесть тому причиной:
Где делась, говоритъ, Пальмира? Иль взята
Отселе ужь ея въ деревню красота!
Мы розныхъ деревень и жить съ ней будемъ розно;
Почто на паство я пущенъ опять такъ позно!
Уже меня весна не станетъ услаждать,
Везде и завсегда здесь Тирсису страдать.
Коль здесь Пальмиры неть; уйду въ леса дремучи,
Я буду все места слезами здесь росить,
Все меры радости узревъ ее теряетъ,
И дни горчайшія въ сладчайши претворяетъ.