Жарь Туллія любви и силу презирала;
Но некогда она со пастухомь играла,
И стала ощущать любовный сильный жаръ.
Колико могъ Еротъ, употребилъ ударъ.
Пастушкино лице незапно забагрелось,
Встревожилася мысль и сердце загорелось.
Забавы прежнія пастушка брося прочь.
О Періяндре мнитъ одномъ и день и ночь.
Ей кажется и жизнь безъ пастуха противна:
Когда где нетъ ево пастушка тамь унывна:
Волынка и свирель не трогають ушей,
Ни самъ на дереве поющій соловей:
И песни зяблицы ушамъ ея не внятны,
Не зелены луга и рощи не приятны.
А естьли съ нею онъ; ясна ночная тень,
И светелъ пасмурный въ очахъ пастушки день:
Не страшны молніи и мракъ подъ небесами,
Ни ветры бурныя колеблющи лесами,
Подъемлющи на верьхъ воды со дна песокъ,
И возмущающи долину и потокъ.
Грачей противный крикъ ушей не отягчаеть,
Кокушка голосомъ унывнымъ не скучаетъ.
И какъ разгорячивъ Еротъ ее томилъ,
Пастухъ приметивъ то, что сталъ пастушке милъ,
Къ ней некогда въ шалашъ во сумерки приходитъ,
Ну, ежели въ лесу теперь овца твоя!
Пойди ее искать, пойду съ тобой и я:
И ноги для нево имея не ленивы,
Преходить безъ труда весь лугъ и дальны нивы,
И не боясь волковь въ дремучій лесъ вошла;
Но Періяндровой овечки не нашла.
Исканье тщетное труда не ободряетъ,
Настала ночь: луна пустыню осребряетъ.
Пастушка, я овцы не терявалъ, мой светъ!
Не для овцы тебя любовникъ твой ведетъ:
Сей темный лесъ далекь отъ шалашей и стада;
Такъ буди моему страданію отрада:
Склонися прохладить мою кипящу кровь,
И увенчай мою горячую любовь!
Такъ ради ты сево меня сюда велъ дела?
На то ли объ овце твоей я такъ радела,
Что бъ ты меня возмогъ удобняй обуздать.
И вверювшусь тебе себе на жертву дать?
Потребно много дней къ решенью въ деле колкомъ:
Безвинной агницей, я шла въ леса за волкомъ.
Волкъ хищный твоея овечки не унесъ;
Да ты влекъ агннцу съ собой въ сей темный лесъ;
Уединеніе любви моей опасно.
Не сетуй, Туллія, но сетуй ты напрасно!
Уединеніе насъ больше распалитъ.
О какъ колеблется разсудокъ мой, ахъ, ныне.
Во младости, въ любви, во мраке и въ пустыне,
Въ смятеньи, въ слабости, любимой и тобой,
Потребно много силь, бороться мне съ собой;
Противься ты моей, иль общей нежной страсти!
И жизнь моя и смерть въ твоей драгая власти.
Сокройся отъ очей ты Тулліи луна,
Не зри съ небесъ, не зри, что делаетъ она.
А вы затьмитеся блистающія звезды:
Умолкши соловьи сопрячтеся во гнезды;
Престаньте и струи въ источникахъ журчать.
Потщися, Туллія, жаръ жаромъ увенчать,
И утомленныя, ходьбою, въ лесъ сей, члены,
Спокой и преклони на муравы зелены!
Блаженству нашему ты общему строга.
Уже покоятся и рощи и луга.
И солнце утомясь прохладствуетъ во Понте:
Страдаю только я, въ сіи часы, да ты;
Жалей меня, жалей себя и красоты!
О лютый Періяндръ! Невинность исчезаетъ:
Вручаюся тебе -- пастухъ на все дерзаеть,
И въ иступленіи препровождаетъ ночь,
Въ веселіи пребывъ со пастухомъ безъ спора
ѵрора.