Везде Флоризинымъ печальный видъ очамъ,
И светлы кажутся подобны дни ночамъ:
Везде она груститъ, лишившися Дамета.
Ей солнце кажется лишенно прежня света,
Цветы своей красы и влажности луга,
И мягкой муравы зеленыя брега.
Уже не для нея свирели воззываютъ.
Уже не для нея и птички воспеваютъ,
Ни жирны яблоки висятъ на древесахъ,
Ни роза въ терніи, ни ягоды въ лесахъ.
Не для нея струи по камешкамъ бегущи,
Собаки отъ волковъ овецъ ея стрегущи;
Не мыслитъ более Флориза о стадахъ:
Не моетъ ужъ лица на ключевыхъ водахъ:
Не ходитъ по лугамъ, венковъ не соплетаетъ:
Нарциссъ не для нея прекрасный процветаетъ:
Не ходитъ более Флориза въ короводъ:
Безъ слезъ не возведетъ очей въ небесный сводъ.
Ни что прянтностьми ее уже не тронетъ:
Тоскуетъ за всегда и непрестанно стонетъ;
Съ луговъ сошелъ на векъ любезный ей Даметъ;
Что делать на лугахъ, когда она упорна,
И къ роскоши любви ни мало не зговорна?
Флориза кается въ любви она горитъ:
Горя и каяся и плача говоритъ:
Сама противъ себя не злобствуетъ и львица,
И волка не грызетъ любимаго волчица;
Какъ горлица летитъ со нежностью къ нему.
А я змея себе, и фурія тому,
Которому всево мила я въ жизни паче:
И ахъ! За то ево оставила во плаче:
Во плаче и себя оставила по немъ,
И сопряженныя сердца грызу и емъ.
О вы печальныя очамъ моимъ долины!
Вы блата предо мной и непроходны тины;
Не ступитъ никогда по васъ моя нога.
Когда толико я любезному строга;
Померкни светлая на пастве солнца риза!
Крутись нещастная и винная Флориза,
Котора чувствуя жаръ лютый во крови
Я въ те часы, когда Дамета я любила
Притворной строгостью любовника губила:
Скрывая истинну, являла я мечты:
Любила ль я ево, свидетель, ехо, ты:
И онъ ли горести Флоризиной содетел. ь.
О ехо, таинства Флоризина свидетель!
Отъ возмущенія и стона моево,
Не повторяло ли ты имени ево,
Какъ я любезнейшимъ Дамета нарицала,
Имя здесь ево всечасно восклицала.
И вы свидетели высоки древеса,
Дубровы темныя, дремучія леса:
И вы прохладныя при сихъ горахъ пещеры,
Что нетъ любви моей къ возлюбленному меры.
Вырезывала я въ лесныхъ корахъ: Даметъ!
Ты милъ дуiе моей: люблю тебя мой светъ:
И именемъ драгимъ дубровы украшала:
А васъ пещеры я слезами орошала.
Стыдилась я луговъ, рекъ, рощей и всево:
Стыдилась на конецъ и сердца своево,
А ето на яву, упало съ сердца бремя!
О часъ прерадостный! О щастливое время!
Подобно ли сіе пріятнейшему сну!
Вкушайте подлинну любовники весну!
Прекрасны нимфы то съ горячностію зрели,
Наполнивъ горы долъ я мыслію такою,
Которою всегда лишалась я покою.
Что я ни делала, онъ былъ въ уме моемъ:
Что я ни мыслила... Все мыслила о немь.
А ныне, ахъ! Когда ево на веки трачу,
Уже не отъ стыда, отъ жалости я плачу.
Даметъ! Хоть разъ когда ты къ сей стране взгляни,
И съ прежней нежностью Флоризу вспомяни!
Сія единая осталася мне жертва.
Какъ роза вяну я, и скоро булу мертва.
А ты то знай, что я зову тебя своимь,
И душу испущу я съ именемъ твоимъ.
И ежели любви не пременила злоба,
Прийди на паство ты ко мне на место гроба:
Вздохни пришедъ на гробъ подъ тень густыхъ древесъ,
И се отчаянье упорство притупило....
И мысли нежныя въ уме совокупило:
Подружку въ тотъ же часъ она къ Дамету шлетъ.
И возвращаетіся на паство къ ней Даметъ.
Склонившася къ нему она ево ласкаеть,
И ко всему, чево онъ хочетъ, допускаетъ.
Исполнится то все, чево желаетъ онъ:
Пріятенъ таковый въ отчаяньи и сонъ:
А ето на яьу: упало съ сердца бремя!
О часъ прерадостный! О щастливое время!
Подобно ли сіе пріятнейшему сну!
Вкушайте подлинну любовники весну!
Прекрасны нимфы то съ горячностію зрели,
Какъ жаркія сердца подъ тенію горели.
Кипела зреніемъ сатировъ юна кровь,
Зефиры пенію дыханьемъ отвечали,
И быстрыя струи въ источникахъ журчали.
О вы страданія дошедшія къ концу!
Касайтеся горя любовному венцу:
И наслаждайтеся победою и славой!