ПЕРВЫЙ и ГЛАВНЫЙ
СТРѢЛЕЦКІЙ
БУНТЪ,
Ѣ,
ѢЛЕЦКІЙ БУНТЪ.
Милославскихъ по второмъ Царскомъ сочетаніи поддерживаема надеждою, будущаго царствованія Царевича Ѳеодора рожденнаго отъ Милославской, хотя и не пала, однако гораздо умалилась, а сила Нарышкиныхъ хотя и несовершенна была, но силе Милославскихъ уже препятствовала. Имя Нарышкиныхъ у черни, а особливо у стрельцовъ, было приведено ухищреніемъ бывшаго Боярина Ивана Михайловича Милославскаго въ ненависть, ибо всякое въ народе огорченіе, налоги, насилія, драки по улицамъ, замедленія въ выдаче стрельцамъ жалованья, въ праздничныя дни работы, все то Нарышкинымъ приписывалося. И не только стрельцы, но жены ихъ и дети часто онымъ Бояриномъ Милославскимъ были призываемы и оплакиваемы: а сіи бсзразсудныя люди оплакивали съ нимъ и съ ево сообщниками прежнее евое и ихъ Милославскихъ состояніе: всякое новое худо чувствительняе, нежели минувшее. Иногда оный Милославской повязывалъ себе голову платкомъ по женски и садился на крыльцахъ, будто онъ боярыня какая, и будто отъ Нарышкиныхъ бита, приводя стрельцовъ ко сожаленію. Сказывалъ онъ иногда, что отъ скорой езды молодыхъ господъ Нарышкиныхъ тотъ то и тотъ то раздавленъ, и что кровь на нихъ вопіетъ на небо и ко Иконе Знаменія Богоматери, отъ которыя Иконы поручалъ онъ всей черни знаменія паденію ихъ Нарышкиныхъ; ибо де Богоматерь и Заступница рода православныхъ Христіянъ таковаго утесненія Православнымъ долго терпеть не можетъ. Надобно при семъ ведати, что сія Икона Знаменія въ соборной церкви Знаменскаго Монастыря, где онъ Милославской вкладчикъ, и церковь сія, Прежде того имъ Милославскимъ поновлена. И хотя въ царствованіе Царя Алексея Михайловича время было и благоденственно; но онъ Милославской всякія малости чинимаго народу худа возлагалъ на Нарышкиныхъ, превращая и малейшее худо въ великое; ибо на признаваемомъ общемъ худе было основано ево участное благо. Все то было имъ вымышляемо, что хитрости человеческой при подлой душе свойственно. А по тому что онъ имелъ дело съ чернью такъ и политика, на самой простоте оспованная, была употребляема. Иная проповедь людямъ просвещеннымъ, иная черни. По кончине Царя Алексея Михайловича, возведенъ на престолъ старшій сынъ ево Царевичъ Ѳеодоръ, бывшій самаго слабаго здравія, и лутчихъ естества человеческаго качествъ. Вознеслися Милославскія; ибо свойственникъ ихъ царствуетъ, хотя Царь Ѳеодоръ Алексеевичъ и более тщился быти свойственникомъ народа россійскаго, нежели однихъ господъ Милославскихъ, но какъ то ни было, однако Нарышкины со всемъ обезсилели, а Царица Наталія Кириловна, хотя и въ крайнемъ была почтеніи, но комнаты ея были пусты; тамо, где нетъ Фортуны, политики не кланяются, а низкостепенныя люди, взирая на высокостепенныхъ, делаютъ то же: некоторыя ради страха, некоторыя ища милости въ противной стороне, отколе изливается ихъ польза, некоторыя отъ извычки ласкать и боготворить Фортуну, хотя бы отъ нея ни какой пользы не ожидали, а некоторыя удалялися отъ комнатъ Царицы Наталіи Кириловны, ради чего, и сами того не ведая, разве только на семъ оснуяся: такъ де ныне водится. Слово, мода, было тогда въ Россіи еще не известно, но действіе онаго слова искони у насъ было: все входило и выходило изъ моды; входили и выходили изъ моды и поклоны, темъ же подобіемъ какъ и ныне. А когда въ комнатахъ Царицы Наталіи Кириловны прихожихъ было не много; такъ и Нарышкины безъ друзей осталися; ибо друзья обыкновенно не къ особамъ людскимъ, но къ Фортуне ихъ прилепляются: отлепится Фортуна, отлепятся и друзья. Не была бы Царица толико оставленна, ежели бы ея благоденствіе отъ единаго Царя зависало; но она отъ сестры Ево Царевны Софіи Алексеевны во время владенія родителя ея была ненавидима, а во время владенія брата ея утесняема. Несогласія между мачихъ и патчерицъ на свете почти обыкновенны: а сія Царевна была паче надлежащей меры любочестна, и будучи красавицею, толико властолюбива, лукава и мстительна, колико прекрасна; такъ не удивительно, что она участницею престола родителя своего мачихи терпеть не могла, и что къ ней получила ненависть. Она была разумна и прекрасна, возросла въ величестве, окруженна ласкателями, и отъ воспитанія не заимствуя просвещенія, а отъ природы и породы была высокомерна: и не могла содержать себя во границахъ должности человеческой. Въ ея обстоятельствахъ много требовалося добродетели, чтобы не свернуться отъ пути истинны, и вместо действительнаго геройства не восприяти кажущагося; и вместо полезнаго правоученія не последовати политике, которая начертанна въ испорченныхъ сердцахъ нашихъ, и по страстямъ нашимъ имъ всякому целомудрію предпочитается, хотя истинная слава и истинное любочестіе состоитъ только въ добродетели: въ ней только истинное любочестіе; но сіе Философическое мненіе не многими приемлется: а Царевна Софія Алексеевна была не Философка и сей системе не повиновалася; ибо таковыя разсужденія страстямъ человеческимъ гораздо сухи. Царь Ѳеодоръ Алексеевичъ седя на престоле Россійскихъ Государей с содолевая препятствіе слабаго своего здравія царствовалъ умножая ежедневно благоденствіе своего Отечества, не имевъ ни жестокосердія, заглаждающаго и самыя великія дела монарховъ, ни мягкосердія, отклоняющаго скипетръ отъ правосудія, и отверзающаго злодеямъ пути къ нарушенію общаго спокойства и безопасности. Былъ хранитель правосудія, любитель наукъ, покровитель бедныхъ, решитель перепутанныхъ тяжебъ, истребитель разорительной одежды, сего суетнаго малоумныхъ людей украшенія, искоренитель местничества, вместо заслугъ Отечеству почитающихъ, безполезное роду человеческому, свое родословіе, облегчитель народныхъ тягостей, и уменшитель дороговизны, которая главный источникъ народнаго злоденствія: украситель красноречія цветами изъ россійскаго языка рожденными; ибо тогда языкъ нашъ еще не былъ нашпикованъ, ни немецкими ни французскими словами, а Россіяня во дни ево не старалися ни въ Немцовъ ни во Французовъ претвориться, но исправиться, просветиться, и быти достойными подлинниками, а не слабыми, смешенными, и колеблемыми сообразованіями чужестранцамъ, собственными своими гнушаяся почтенными качествами; ибо не думали еще тогда, какъ ныне некоторыя думаютъ, того, что посыпаніе на голове сей пшенишной муки, которую мы пудрою называемъ, уподобляетъ насъ протчимъ Европейцамъ; ибо протчія нашея света части жители, не пудрою, но науками отъ Азіятцовъ, Африканцовъ и Американцовъ отличаются. Бредятъ люди, проповедывающія то, что мы до временъ Петра Великаго, варвары или паче скоты были; предки наши были не хуже насъ: а сей последінй Царь въ нашей древности былъ достойный братъ Петру Великому. И не было другова Россіянамъ превращенія, какъ вопятъ новомодныя невежи, наслышавься отъ чужестранныхъ, которымъ они сами о себе такую подлость натолковали, кроме сея, что сіи сумозбродныя толкователи превращенны стали; ибо они изъ человековъ ненапудренныхъ, действительно, въ напудренную превратилися скотину. Ни младыя лета, ни слабое здравіе, ни непрестанныя болезни не уменшили славы Царя Ѳеодора Алексесеича, но еще умножили. Перьвая ево супруга была Агаѳія Сіміоновна изъ рода Грушевскихъ, и родивъ ему сына Илію, преставилася, а съ нею купно и сынъ ея. Отъ сей печали болезни Царевы умножилися; однако перьвый ево Бояринъ и наперстникъ Языковъ желая удержати на всегда щастіе свое и преимущество присоветывалъ ему вторымъ сочетаться бракомъ, дабы при жизни ево и слабомъ состояніи не преклонилися подданныя ево къ надежде будущаго другой стороны благополучія, и дабы по смерти ево та же сторона во обладаніи россійскаго осталася престола, а онъ бы Языковъ былъ воспитателемъ чадъ ево и правителемъ государства. Сіи политическія ево вымыслы не разногласили тогда со желаніемъ Бояръ и народа. Избрана ему невестою прекрасная, добродетельная девица Марѳа Матвеевна изъ рода Апраксиныхъ. Сочетался Царь и въ томъ же году 27 дня Апреля по шести летахъ и трехъ месяцахъ обладанія своего скончался. Жилъ онъ къ радости и увеселенію народа: преставился ко слезамъ и стенанію. Въ день смерти ево по услышаніи ево кончины, была Москва въ такомъ горестномъ состояніи, какъ Римъ по смерти Титовой. Рыдала Москва и вся по томъ Россія омывалася слезами. Въ тотъ же часъ, когда преставился Государь, изъ комнатъ Царскихъ послано известіе къ Патріярху Іоакиму и всему народу, кончина Царская вестнымъ объявлена колоколомъ. Патріярхъ, духовенство, Бояря и все знатное дворянство собралися въ Кремль ради нареченія новаго Царя, и все единогласно избрали преемникомъ россійскаго престола Царевича Петра; ибо старшій Царевичъ Іоаннъ для крайней слабости здравія, косный языкомъ и лишенный зренія, признанъ былъ ко правленію государства неспособнымъ, что по немощамъ и съ собственнымъ ево соглашалося желаніемъ. Избранъ Царь и учинена знатными присяга верности. Возшелъ онъ на престолъ десяти летъ отъ рожденія своего, обновивъ надежду народа, и отовсего народа выборъ сей утвержденъ плескомъ, восклицаніемъ и безпринужденною присягою.
Стрельцы московскія общенароднаго избранія не признали: и не будучи членами отечества, но за положенное имъ жалованье защитниками и оборонителями государства имели 14198 голосовъ вооруженныхъ. И хотя все знатныя и все протчее дворянство и чернь уже при присяге верности крестъ и целовали; однако великая часть были противной стороны; такъ кажется мне, что самая лутчая присяга есть любовь къ отечеству и честность; потому что оная присяга никогда не нарушается: тако клялся Катонъ и многія Римляня въ верности своему отечеству. Услышавъ о мятеже народа, и облекшись пансырями имея оныя подъ одеждою, приехали въ Кремль ради защищенія Государя, и ради спокойства своего отечества, безстрашныя мужи стороны Царя Петра Алексеевича и Матери его Царицы Наталіи Кириловны: а именно: Кравчій Князь Борисъ Алексеевичъ Голицынъ и братъ ево Голицынъ Князь Иванъ большой называемой Лобъ, Князь Яковъ, Князь Лука, Князь Борисъ, Князь Григорій Долгорукія. А при сей стороне были еще многія знатныя люди: Князь Никита Ивановичъ Одуевской, почтенный честію Боярства изъ молодыхъ летъ, еще при Царе Михайле Ѳеодоровиче, и сыне ево Князь Яковъ Никитичъ, Князь Михайла Яковлевичъ и Князь Михайла Яковлевичъ Черкаскія, Князь Юрья Акексеевичь и сынъ его Князь Михайла Юрьевичъ Долгорукія, Князь Иванъ Борисовичь Репнинъ, Князь Иванъ Борисовичь Троекуровъ, Князь Григорій Григорьевичъ и дети его Князь Андрей и Князь Михайла Григорьевичи Ромодановскія, Петръ Васильевичъ большаго, Петръ Васильевичъ меньшаго, и Борисъ Петровичь Шереметевы, Алексей Семеновичъ Шеинъ, Князь Иванъ Григорьевичъ Куракинъ, Князь Юрья Никитичъ Боряшинской, Князь Михайла Ивановичъ Лыковъ, Князь Петръ, Князь Никита, Князь Юрья, Князь Ѳедоръ Семеновичи Урусовы, все дворянство и почти весь народъ. А противной стороны были только одни стрельцы и самое малое число изъ черни ихъ сообщниковъ. А знатныхъ число сей стороны было весьма мало, да и то потаенно. Лутче монархамъ и государствамъ войска не имети, нежели отъ него зависети: лутче быти народу подъ игомъ иноплеменниковъ, нежели подъ игомъ вооруженной черни: и лаская своевольству ихъ быти подъ ихъ стражею, и трепетати день и ночь. Во правильныхъ Европейскихъ войскахъ за всякое воину преслушаніе положена смерть: и ради того, где такая въ воинстве наблюдается исправность, тамо и безопасность; ибо никто не учинивъ малаго преслушанія, къ великому доступить не можетъ; потому что всякое дело идетъ по степенямъ, а иногда пожары большими пламенями не начииаются, но отъ малыя рождаются искры: и где затушаются искры, тамо противъ отцевъ и чадъ отечества нико-гда пожара быть не можетъ. Войски содержимыя въ воинскомъ порядке, единымъ только тиранамъ опасны, колико тираны опасны своимъ подданнымъ. Любовь и усердіе между монарховъ и подданныхъ бываютъ завсегда взаимственны; ибо подданныя толико же созданны ради монарховъ, колико монархи ради подданныхъ. Стрельцы подсылками отъ Царевны и отъ Милославскаго во время тяжести болезней покойнаго Царя и по смерти ко противленію выбора были уже со всемъ изготовлены, и подученъ некакой дворянинъ Сунбуловъ ко зачатію онаго закричать со единомышленниками своими таковыми же рядовыми дворянами, въ Кремле при общемъ собраніи, отъ дворянства яко членъ отечества: выборъ Боярской беззаконенъ; ибо избранъ на царство младшій братъ, а старшій обойденъ: надлежитъ быть на престоле Царевичу Іоанну Алексеевичу. За сіе получилъ онъ по томъ отъ Царевны чинъ Думнаго дворянина, хотя онъ и Боярства чаялъ, и обманувься сею надеждою постригся: и въ Монастыре Чудове былъ монахомъ, котораго увидевъ некогда Царь Петръ Алексеевичъ бывша уже въ монашестве, въ соборной церкви онаго Монастыря, оставша по литургіи и не пошедша къ антидору, и спросивъ около стоящихъ ради чево етотъ Монахъ нейдетъ къ антидору, и известивься, что ето Сунбуловъ, подозвавъ ево къ себе спросилъ ради чево онъ нейдетъ ко антидору, который объявилъ ему, что онъ Сунбуловъ, и что онъ со трепетомъ на лице Его Величества взираетъ, и не только пройти мимо прогневаннаго собою Государя смелъ, но ниже возвести на него страдническія глаза свои: таковы были слова ево; ибо онъ уже покаялся и принялъ образъ ангельскій не получивъ въ образе діявольскомъ ожидаемаго награжденія. Государь приказалъ ему ийти къ антидору и подозвавъ ево после антидора, и ободривъ ево къ безбоязненному ответу спрашивалъ ево, какой ради причины онъ ему при выборе на царство не понравился. Сунбуловъ ободренный ответствовалъ: Іюда Христа за тритцать сребрениковъ предалъ, бывъ ученикомъ ево, а я твоимъ, Государь, ученикомъ никогда не бывалъ; такъ чему дивиться, что я тебя предавалъ мелкимъ будучи дворяниномъ за Боярство: ответъ разумнаго и мерзскаго человека. Царевна Софія Алексеевна и сама брата своево Іоанна Алексеевича ко правленію царства почитала неспособнымъ; но ради тово старалася о возведеніи ево на престолъ, дабы ей вместо ево царствовать и подъ именемъ Царевны быти Самодержавною Царицею: а Петра Алексеевичалиша трона, по времени отъ скипетра отдалить и отсечь надежду Россіянъ видети ево, когда нибудь, облеченна порфирою, или потаеннымъ образомъ лишити жизни, и утвердити свою безопасность. Крикъ Сунбулова стрельцамъ потребенъ былъ; понеслося по всемъ полкамъ ихъ сіе ехо, что не все дворянство избраніе новаго Царя утверждаетъ: и что они не яко бунтовщики, но яко подпора истинны и раби отечества праведное желаніе сыновъ его, и законное наследство, изъ усердія къ роду Монаршу и ко дворянству, оберегаютъ, отъ нарушающихъ права Бояръ. И подлинно по большой части стрельцы такъ думали: а что, и для чево делается, ето знали только изъ нихъ немногія тщася начати дело видомъ истинны, поддерживать яростію и піянствомъ, и окончати варварствомъ. А Царевна при властолюбіи и того еще опасалася, чтобы Царица не стала ей отомщати прежнихъ отъ нея себе гоненій, и временщикамъ бывшаго правленія гоненій братій и сродниковъ ея, терпевшихъ отъ нихъ разныя многочисленныя оклеветанія и злодействія: не бояся отмщенія, вместо раскаянія и удовлетворенія, стремилася сотворенное зло умножить и имъ оградиться, угрызеніе совести презирая, и гласу ея не внемля. Своевольство стрельцовъ, неповинующихся своимъ начальникамъ, полезно было Царевне и сообщникамъ ея, ко утвержденію ея жестокосердія, къ отверстію неправедныя власти, ко разрушенію общаго спокойства и къ начатію возмущенія. Войско должно отъ народа зависати, а не народъ отъ войска: а инако были бы члены отечества, гражданя и поселяня, невольники ратниковъ. Стрельцы тогда не много памятовали о своихъ должностяхъ, основанныхъ на военномъ искустве, къ охраненію отечества и къ защищенію онаго; но упражняяся въ торгахъ, имея въ рядахъ и лавки: а излишнее время препровождали въ роскошахъ и піянстве. Разгораются искры въ сердцахъ войска противъ отца и сыновъ отечества, и огнь воспламеняется. Забываетъ сіе пагубное войско Бога, Государя, Честь н Отечество: и принадлежащее скипетру право, отторгая отъ престола и отъ законовъ, отдаютъ оружію и своевольству. Вотъ какова была наша чернь ко стыду нашему! Римская чернь никогда противъ Рима не бунтовала, а Московская противъ Москвы вооружалася, чево Дворяня никогда не делали. Пала горда истинна, гласящая устами Государей законы и охраняемая знатнейшими сынами отечества, и овладели высочайшею властію вооруженныя раби. Обыкновенно повеленіе нисходитъ, а тогда восходило. Зачалися зборищи во съезжихъ избахъ, и съезжія избы стали сонмищами расправы, въ которыхъ безмозглыя люди совещевали о судьбине государства, и Полковниковъ своихъ отъ оныхъ избъ отгоняли палками, браня и ихъ и всехъ Бояръ, и грозя мученіями и смертью: а они спасалися молчаніемъ и бегствомъ. Десятники, Пятидесятники, Сотенныя и протчія изъ лутчихъ стрельцовъ старалися унимати ихъ отъ начинаемаго беззаконія; но благоразумныя ихъ советы ни какова действія не имели: а они по общему согласію возводя ихъ на высокія зданія, и бросая оттоле, за обличеніе наглости умерщвляли. Некоторыя изъ стрелецкихъ полковъ не преклонялися сперва къ возмущенію, колебаяся и угрыжаяся совестію, по елику угрыженіе въ неутвержденныхъ совестяхъ быть. можетъ. Девять было стрелецкихъ полковъ тогда въ Москве, состоя изъ четырнатцати тысячь, ста девяноста осми человекъ: три полка: Стремянной, Полтевъ и Жуковской долго сему злочестивому дерзновенію противоборствовали: а полкъ Сухоревской во границахъ верности и честности пребылъ до конца. Съезжій ихъ дворъ былъ тамо, где Сухорева башня, которая кажется мне непрестанно прохожимъ и проезжимъ напоминаетъ и гласитъ: будьте верны Государямъ и Отечеству. Священно сіе место и благословенъ тотъ полкъ. Милославской въ те дни сказывался больнымъ, тайно чужими руками жаръ загребая, которая тайна уже после смерти ево открылася. Весьма опасны люди имущія хорошій разумъ и худое сердце. Милославской былъ возмущенія руководецъ, а подозренія на него не было ни малейшаго. Во время притворныя ево болезни, не выезжалъ онъ и къ себе ни кого не допускалъ. Но выборныя имъ коварнейшія изъ стрельцовъ люди, ходили къ нему по ночамъ, донося ему о приуготовленіяхъ, и приемля отъ него наставленія. Къ Царевне стрельцы такъ же по ночамъ ради наставленія ходили, донося ей, что у нихъ устроевается. Перьвыя собеседники и помощники въ деле семъ у Милославскаго были, сродникъ ево Александръ Ивановъ сынъ Милославской, Иванъ и Петръ Андреевы дети Толстыя, изъ которыхъ последній верностію своею къ Государю Петру Алексеевичу, заглаждая прежнія свои преступленія, обративъ разумъ свой къ верности Государя и Отечества, и имя свое оставилъ не къ безчестію, но къ чести своихъ потомковъ. Стрелецкой Подполковникъ Иванъ Елисеевъ сынъ Цыкляръ, да изъ мелкаго Новогородскаго лворянства кормовой иноземецъ Иванъ Григорьевъ сынъ Озеровъ, такъ же къ руководству сего бунта Милославскимъ определены были. Изъ стрельцовъ начальники сего бунта были, Борисъ Одинцовъ, Обросимъ Петровъ, Кузьма Чермновъ и другія некоторыя. Преждереченныя три полка великими обещаніями награжденія къ бунту преклонены. А Сухоревской полкъ не допущенъ ко злодеянію сему Пятисотеннымъ Васильемъ Бурмистровымъ и Пятидесятникомъ Иваномъ Борисовымъ. И хотя кроме начинщиковъ возмущенія и ни кто изъ стрельцовъ не ведалъ подлинно доброе ли они или худое дело зачинаютъ, но пьянство, жестокосердіе и прибыточество на ихъ надежде основанное имъ колеблющееся мненіе разрешило, и очистило путь ко злочестивому исполненію. Изъ комнатъ Царевниныхъ тайнымъ образомъ во все полки даваны были стрельцамъ деньги. Руководствовала въ семъ бунте и постельница Царевнина Ѳедора Семенова дочь по прозванію Козачка, родомъ Малороссіянка, и после съ великимъ богатствомъ за преждеименованнаго Озерова, выдана въ замужество. Зачинаютъ уже стрельцы говорить о злоумышленіи своемъ явно и всенародно съ крикомъ, съ безстрашіемъ и съ угрозами. Собиралися они великими толпами и короводами, торговыя бани и кабаки молвою ихъ наполнялися, звонили у многихъ церквей вместо обыкновеннаго звона по набатному: а те редко напивься пьяни, безъ пожара и безо всякой причнны били въ барабаны тревогу, сами себя обманывая, ради единаго предворительнаго увеселенія приготовляяся ко предприятому варварству. О вы Князи, Господичи и Дворяня Московскія, чево вы ожидаете, и почто сего зла не предваряете; народа въ Москве больше, нежели стрельцовъ! Казалося имъ то, что стрельцы безъ важныя причины и безъ общенароднаго согласія присяги своей не нарушатъ, однако они нарушили!
и ожидали только изъ комнатъ Царевниныхъ повеленія ийти къ безсовестной осаде своего отечества. Тогда Александръ Милославской, и Петръ Толстой прибывъ ко полкамъ, объявляли скача по войску, что часъ праведнаго отомщенія наступилъ: Царевичъ Иванъ Алексеевичъ убитъ. Нарышкины Россіею овладели: верныя подданныя и все войско приготовлены къ погибели: и кричали: отомщайте друзья, отомщайте кровь Царевича, убіеннаго въ тотъ же самый день, въ который на Угличе убіенъ Царевичъ Димитрій: отомщайте кровь Царевича и отомщайте всенародное нещастіе: помремъ за отечество! и Все стрельцы вооруженныя противъ отечества, кричали помремъ за отечество. День сей назначенъ былъ ради пущаго стрельцамъ воображенія справедливаго отмщенія; ибо сей день былъ и прежде днемъ убіенія Царевича, такъ бы чрезъ то несмысленный и суеверный ихъ сонмъ получилъ больше о убіеніи Царевича увереніе, будто какъ бы судьбине, употребленный на таковое убіеніе день другихъ дней способняе могъ быти. Которыхъ Бояръ побити, Александръ Милославской и Петръ Толстой полкамъ тогда сообщили записки, по воле Царевны и Ивана Михайловича яко начальника и руководителя всего возмущенія. Тогда же взятъ былъ изъ Знаменскаго Монастыря изъ поновленной имъ Милославскимъ церкви по отпеніи Молебна и по совершеніи Водосвященія Местный Образъ Знаменія Богородицы. Въ полкахъ ударили въ барабаны тревогу, подняли знамена, и неся предъ собою Образъ и чашу святой воды, оставивъ одни Фузеи, и для лутчія способности сокративъ бердыши, съ пушками, и со всемъ воинскимъ снарядомъ двигнулися къ походу злодеянія. Бояринъ Артемонъ Сергеевичъ Матвеевъ стрельцами яко стороною Милославскихъ былъ ненавидимъ; ибо изъ его дома взята живущая въ ономъ Девица Наталія Кириловна Дщерь Кирилы Полуехтовича Нарышкина въ супружество Царю Алсксею Михайловичу, и по тому что онъ былъ всегда прилепленъ къ комнатамъ Царицы, былъ онъ во дни Царствованія Царя Ѳедора Алексеевича, по заветамъ Бояръ Богдана Матвеевича Хитрова и Ивана Михайловича Милославскаго въ ссылке, и предъ несколькими днями изъ ссылки по воле Царицы возвращенъ. Сей Бояринъ около полудни сего ужаснаго дня, бывшаго въ понедельникъ, вышедъ ко своей корете, и на леснице, называемой Куретной, услышалъ отъ Боярнна Князя Ѳедора Семеновича Урусова, что стрельцы сошли уже въ Земляной и Белой городы. Возвратился Бояринъ Матвеевъ къ Царице и донеся ей о томъ, приказалъ въ ту же минуту Подполковнику Стремяннаго полку Григорью Горюшкину запирать въ Кремле вороты; но стрельцы уже въ Кремле и вокругъ Дворца. На Ивановской Колоколне ударили они въ большой набатной колоколъ, и во все время варварскія своея осады въ набатъ били непрестанно: и приступая ко Красному крыльцу кричали: выдайте изменниковъ Нарышкиныхъ и Матвеева умертвившихъ Царевича Ивана Алексеевича. Нарышкины, Кириллъ Полуехтовичъ, и сынъ ево Иванъ Кириловичъ просили Царицу, чтобы показать имъ Царевича, что онъ живъ и здравъ: оба и Царевичъ и Царь были выведены изъ комнатъ и поставлены у Краснаго крыльца на простенке перехода, где караульныхъ лежали барабаны: Царевичъ ради уверенія, что молва о его убіеніи есть ложна, а Царь ради показанія имъ достойнаго Венценосца къ угрызенію ихъ совести и раскаянію. Сама Царица вышла съ ними и ихъ увещевала, но они отвечали ей со всякою непристойнейшею грубостію: самъ Царевичъ говорилъ имъ то, что ему ни какова и малейшаго утесненія отъ Царицы и ни отъ ково нетъ и не бывало; но они отломавъ деревянныя у крыльца рететки, хотя и видели Царевича жива, бунтовать и побити предписанныхъ имъ Бояръ устремивься, предприятія своего не отменили; ибо ихъ не смерть Царевича, но ихъ собственное прибыточество ко возмущенію привело. Выдайте Нарышкиныхъ, кричали стрелыгы, Царевичъ не умерщвленъ; но впредь отъ нихъ умерщвленъ быти можетъ. Лютая предосторо-жность, недостойная человечества погубляти человековъ опасаяся отъ нихъ бедствій, когда къ подозренію и следовъ нетъ. Иванъ Нарышкинъ, кричали они, надевалъ на себя Царскую Діядиму, и достоинъ смерти. Пришедшія воины собранны отомщати Царевичеву смерть, и увидевъ его жива, выдумываютъ новыя и глупыя причины своего возмущенія. Здесь не действіе основанію, но основаніе действію следуетъ. Бояринъ Матвеевъ ко стрельцамъ низшелъ со лесницы, уговаривалъ ихъ, дабы они опомнилися и пришли въ себя, и не омрачали бы прежнихъ за отечество своихъ сраженій и победъ, и не делали бы того, чего Россіяне Никогда не делывали, и чтобы они изъ Кремля выступили и возвратилися во свои слободы; усмирилися было они несколько, о чемъ Матвеевъ и Царице донесъ. По томъ главный ихъ Начальникъ, правящій стрелецкимъ приказомъ Князь Михаилъ Юрьевичъ Долгорукой съ лесницы сошедъ властно и безстрашно жестокими словами уговаривалъ ихъ, яко смелый и въ такомъ обстоятельстве несколько неосторожный человекъ, достойный и великаго почтенія, и великаго по неосторожности сожаленія. Сіе ихъ паки ожесточило, а особливо, что они вообразили себе строгую и порядочную ево надъ собою власть, и ни мало со своевольствомъ ихъ несогласную: и отступивша отъ нихъ на Красное крыльцо взяли ево и сбросили съ крыльца на копья, и бердышами изрубили. Вотъ начало кровопролитія, и перьвое превосходящаго зверство жестокосердія исполненіе. Прервала чернь узы свои: нетъ Монаршей власти: скипетръ и законы безсильны: властвуютъ и повелеваютъ раби: сыны отечества молчатъ и повинуются. Се мнимое естественное право, что все человеки равны! Благородныя люди никогда толпами къ варварскому действію не приступаютъ. Рабамъ принадлежитъ раболепная покорность: сынамъ отечества попеченіе о государстве: Монарху Власть: Истинне предписаніе законовъ. Вотъ основаніе общенароднаго россійскаго благосостоянія. Стрельцы другихъ полковъ отъ сеней Грановитой полаты ворвалися въ Царскія комнаты и вырвали Боярина Матвеева благоразумнаго, обществу полезнаго и драгихъ качествъ исполненнаго мужа, на убіеніе, и сколько женская сила допускала Царицу къ его защищенію, столько защищенія она употребляла, примешивая къ тому снисходительныя и жалостныя прозьбы; но все то тщетно; неукротимая свирепость исторгла изъ рабскихъ устъ ихъ самыя грубыя слова, Супруге владевшаго и Матери владеющаго Царей, правящей тогда Скипетромъ россійскимъ. Добродетельный, безбоязненный, неужасающійся смерти, и вечнаго почтенія къ чести своихъ потомковъ достойный мужъ, Бояринъ Князь Михаилъ Алегуковичъ Черкаской, бросился въ толпу сихъ разъяренныхъ тигровъ и вырвалъ изъ рукъ ихъ и изъ челюстей смерти, Боярина Матвеева. Но они изодравъ одежды сего защитника человеколюбія отняли изъ рукъ его защищаемаго, и съ Краснаго крыльца ко Благовещенскому Собору сбросили ево. на копья, вопія сообщникамъ своимъ: любо ли вамъ:ивсе многократно повторяя отвечали: любо, любо. Зрители сего страшнаго позорища, состоящія изъ единыя черни, иныя добровольно, а иныя по принужденію удостоевая сіи Варварскія действія, съ ними то же кричали: вся площадь вопитъ: любо, любо; ибо вся площадь состояла изъ черни. Господскія слуги біемы палками и принуждаемы восклицати, любо, любо, отторженны верностію ко своимъ господамъ и следственно ко престолу, не только сердцами, но и устами съ ними не сообщалися, терпя біенія и угрозы смерти. Тогда ясно видело раздражаемое Небо, и невинною кровію обагряемая земля различіе между Благородныхълюдей и черни. А вы Духовныя молчите! а вы подпора добродетели видите, что Истинна падетъ и ея не поддерживаете! Сей день, сіи часы, сіи минуты, вашему охраненію поручены; но какъ имъ поддерживать; ибо самъ Патріархъ стороны противной по причине согласнаго съ его лицемеріемъ черни суеверія, и сокровенный участникъ лютаго злодеянія ихъ? О Никонъ, Никонъ! любимецъ и наперстникъ твой пришедшій изъ горы Аѳонской, и создавшій по образу тамошнему, по косогору близь горъ Воробьевскихъ Обитель, тайными своими ухищреиіями былъ начальнымъ орудіемъ твоего сопрестола сверженія: и се тайными же ухищреніями помогая неправде, спокойно взираетъ изъ чертоговъ своихъ на проліяніе невинной крови своихъ соплеменниковъ. Ты спасъ Царскій домъ отъ поветрія: сей помоществуетъ возмущенію. Смело скажу, что не было бы сего въ Москве бунта, ежели бы ты былъ живъ и былъ бы на Патріаршемъ престоле. О неиспытанныя судьбы Божіи. Никонъ страждетъ: Іоакимъ благоденствуетъ! Стрельцы умертвивъ Матвеева и окрововлены Бояръ неповинною кровію громогласно возопіяли: началося время отомщенія; не щадите изменниковъ, ступайте и ловите ихъ! и уклонивъ копья, возбежало ихъ великое множество на Красное крыльцо и разсеялися по Царскимъ Чертогамъ. Царица, видя варварство сея мерскія черни, стеня, трепеща и горькими обливаяся слезами, отошла съ Царемъ и съ Царевичемъ во Грановитую полату. А они ходя и по внутреннимъ бегая Царя, Царицы и Царевенъ комнатамъ везде шарили и искали, кого имъ было надобно. Худое обыкновеніе, что въ Западной церкви тати, убійцы и разбойники спасаются осязаніемъ Священныхъ храмовъ: а еще худшее дело, когда и не повинныя не только осязаніямъ стенъ священныхъ, но ниже подъ церковными престолами спасенія не обретаютъ. А стрельцы ища Бояръ, и подъ церковныя престолы копьи свои вонзали; къ чему Посты, Молитвы и Коленопреклоненія, когда души не утверждены въ добродетели? Естество съ Исторіею для того соображалося, какъ бы гнушаяся варварскаго сего позорища; ибо при вступленіи во кремлевскія ворота, прекрасная Майская погода въ сильныя ветры и въ жестокую бурю пременилися: и некоторымъ боязливымъ, мнилося тогда, и по незапному премененію приятнейшія Майскія погоды и по лютости необузданной черни, что преставленіе света наступаетъ; но последній часъ разрушенія нашего мира можетъ ли быти ужасняе, сего Матвееву и Долгорукову часа. Въ то же время убили стрельцы во дворце Стольника Василья Иванова, сына Думнаго Дьяка Ларіона Иванова, да Подполковниковъ Григорья Горюшкина и Олимпія Юренева: и не минуя ни чулана, а не только какой комнаты, не исключая ни Царскихъ, ни Царевенскихъ и Царевичевой почиваленъ, бегая съ бердышами и копьями. убили они, вместо Комнатнаго Стольника Аѳанасья Кириловича Нарышкина, стольника Ѳедора Салтыкова, сына Боярина Петра Михайловича, и учтиво предъ отцемъ ево извинялися, что они то ошибкою учинили. О мерзскія и недостойныя солнечнаго освещенія души! вместно ли такое извиненіе! и могло ли ваше учтивство утешити толь сокрушеннаго родителя! Вы убили человека, которому и сами убіенія не предписали. Вбежавъ въ церковь Воскресенія на сеняхъ, и увидевъ Царицына карла названіемъ Хомяка, и известивься отъ нево, что Аѳанасій Кириловичь Нарышкинъ въ оной церкви подъ престоломъ, которого онъ имъ и указалъ, Вытащили его изъ подъ престола, и вытащивъ на паперть разсекли ево на части, и части тела сбросили съ сея высоты, будто бы ради вторичнаго убіенія, и какъ будто бы куски тела ево будучи одушевлены, еще терзаніе ихъ чувствовали: толико ненасытимо было ихъ варварство! тело ево было сброшено на площадь предъ Соборную церковь. Реченного Хомяка взяла Царица Наталія Кириловна за нищету изъ богадельни, предстательствомъ сего убіеннаго и указаннаго на жертву смерти Брата Ея. Великій Боже! есть ли во аде мученіе достойное сему злодею! Въ той же день мучительски убіенъ стрельцами живущій за Москвою рекою, и бывшій тогда во своемъ доме Комнатной человекъ Иванъ Ѳомичъ Нарышкинъ. Пьяныя они шаталися по улицамъ, и безобразно входя во знатнейшія домы умножати свое пьянство, грозили смертнымъ убійствомъ, грабили, били и всякія делали озорничества. И въ то же время убили Бояръ Князя Григорія Григорьевича, и сына ево Андрея Григорьевича Ромодановскихъ, Полководцевъ знаменитыхъ, будто за то, что они подъ начальствомъ ево подъ Чигириномъ многія претерпевали озлобленія. Въ той же день сысканы ими и побиты Ларіонъ Ивановъ и Аверкій Кириловъ и на части разсечены: Ивановъ за то, что онъ правя прежде Стрелецкимъ приказомъ, ихъ стрельцовъ утеснялъ: а Кириловъ за то, что будто онъ правя Большаго дохода приказомъ на всякія съестныя припасы и харчи накладывалъ тяжкія пошлины. Въ доме Иванова по убіеніи ево нашли они рыбу каракашину, и почетъ ея ядовитою змеею, и ругаяся ему уже и по смерти сію мнимую змею на Красной площади приложили къ телу ево, являя народу и говоря, что они убили человека злочестиваго питающаго змей ядовитыхъ: а они сами всякой гадины и мерзче и ядовитяе. Все сіи совершая убійства кричали они любо, любо: а неповинующіяся имъ сіи кричати слова господскія служители и стенящія видя сіе позорище многія были и до смерти убиты. Въ кремле тогда били они въ набатной колоколъ, и во все то время тревогу въ барабаны, возвещая народу, что раби отечества осаждаютъ Царя и царедворцевъ. При захожденіи солнца напивьея невинною кровію своихъ единоплеменниковъ, выстуцили они изъ Кремля, и возвратилися во свои слободы, оставя въ Кремле свой многолюдный караулъ.
Долгорукова, отца ими убіеннаго Князя Михайла Юрьевича, И просили у него прощенія, что они отъ запальчивости сына ево убили. И подлинно по таковомъ действіи, извиняяся запальчивостію, чистосердечное прощеніе получить удобно; ибо, по ихъ мненію, кто безъ греха; но таковой грехъ не свойственъ человечеству, и правосудіе Божіе при такихъ обстоятельствахъ не умягчается. Сей Князь былъ человекъ осьмидесяти летъ, покрытый сединами, и въ параличной болезни, а къ тому и пораженный варварскою смертію сына своего, по неволе прощаетъ ихъ: а они при полученіи отъ него прощенія, за ево здравіе и поминая по должности Христіянской требуютъ попойки: а которыя по грамотняе, те говорили: любите враги ваши, творите добро ненавидящимъ васъ. Растворивъ погреба, приказалъ Бояринъ ихъ подчивать, а самъ сидя у окна, думая, что нетъ ни кого въ ево комнате огорченный выговорилъ старинную пословицу: ну, хотя щука и умерла, однако ея зубы осталися; и при томъ заставила ево крайняя досада сіи слова вымолвити: сколько на Московскихъ стенахъ зубцовъ, столько васъ будетъ повешено стрельцовъ: сіе Риѳмотворное изреченіе было ему пагубно, но предреченіе исполнилося, и можетъ быти сообразуя казни ихъ со предречениемъ ево. Скрывшійся тогда отъ страха пришедшихъ гостей за печь карла мнимый имъ верный рабъ ево, вышедъ изъ комнаты объявилъ те слова ликовствующимъ стрельцамъ: которыя поворотясь въ боярскія покои, и взявъ ево за седыя волосы, и вытащивъ передъ вороты, на многолюднейшее место, знатнейшія въ Беломъ городе улицы, предъ воротами разсекли ево на части, и бросили на куски тела ево соленую белугу! вотъ тебе, роворя, и обедъ. Въ одиннатцатомъ часу предъ полуднемъ, пошли стрельцы паки въ Кремль и ко Дворцу, темъ же порядкомъ, какъ и на кануне: во все били барабаны, и въ большой набатной колоколъ, и къ Золотой притедъ ретешке, увидя, что Боярамъ и протчимъ Палатнымъ людямъ во Дворце съездъ, они кричали: выдайте Ивана Нарышкина: или всехъ Бояръ и другихъ Палатныхъ людей въ куски изрубимъ: и по потомъ грозя Царице вопили: выдай Царица брата, или худо тебе будетъ: и не получивъ требуемаго, кричали: мы выдачи ево дале взавтрешняго дня ждать не станемъ, съ чемъ они во второмъ часу после полудни изъ Кремля выступили. Сія мерзкая, пьяная и ядовитая гадина, недостойная имени человеческаго въ оба дни по улицамъ и простой народъ и лошадей кололи, и вся Москва стенаніемъ наполняла воздухъ. Казалося тогда жителямъ Москвы, что подъ нею земля трепещетъ, и основанія ея разрушаются. Въ перьвый день бунта, Бояринъ Иванъ Кириловичъ Нарышкинъ съ родителемъ своимъ и съ Дедомъ Царскимъ, и со сродниками своими, со Комнатными стольниками, съ Васильемъ Ѳедоровымъ сыномъ, съ Кондратіемъ Ѳоминымъ сыномъ, и съ Кириломъ Алексеевымъ сыномъ Нарышкиными, да съ Андреемъ Артемоновымъ сыномъ Матвеевымъ, крылися въ разныхъ потаенныхъ и неведомыхъ местахъ, при комнате Царевны Наталіи Алексеевны. А по томъ когда стрельцы въ Кремль, вошли вторично, по дружелюбію Царевны Марфы Алексеевны съ Царевною Наталіею Алексеевною, переведены они были въ дальныя Царевнины деревянныя покои, стоящія глухою стеною къ Патріяршу двору, о чемъ одна только верная постельница, прозваніемъ Клушина, была известна. Иванъ Кириловичъ спасая и себя и ихъ, остригъ своими руками и себе и имъ волосы, чтобы не такъ легко могли они быть узнаемы. Тутъ сокрылися они въ чулане замешаны постелями, двери чулана растворивъ на четверть аршина. Стрельцы какъ быстрая вода протекли, яряся и шумя, и безыменно браня, всеми лая сквернымн словами: и несколько разъ на пролете своемъ некоторыя изъ нихъ совали въ постели копьями, и кричали: тутъ мы уже были, и тутъ нетъ ни ково. По отбытіи изъ Кремля стрельцовъ они простивься другъ со другомъ, пошли сокрываться куда кому потребно было.
большаго кремлевскаго набата звономъ и съ барабаннымъ боемъ, въ безобразномъ и крайнемъ пьянстве. Тогда Бояря видя неизбежную Ивана Кириловича погибель, и свою крайнюю опасность, немогущую более быти ево спасеніемъ, уговаривали и просили Царицу, чтобы она выдала стрельцамъ брата своего. Соглашается пораженная почти преестественною горестію къ выдаче брата Царица; ибо и Царевна Софія Алексеевна ей съ великими пеньми, будто бы и своей собственной погибели ужасаяся, о выдаче онаго весьма изобразительно твердила, тщетно усиливаяся сокрыти во притворномъ страхе злобу свою. Входитъ за златую решетку во Храмъ Нерукотвореннаго Спасова образа, съ Царевною, где чрезмерное множество стрельцовъ было. Приведенъ и Иванъ Кириловичъ въ оный храмъ и по исповеди и приобщеніи Святыхъ Тайнъ, не тронувъ жалостію ни сердца Царевнина, не только ярости стрелецкой, какъ Царица рыдала, и какъ палатныя людини плакали, готовъ былъ безъ робости къ неминуемой смерти. Царевна притворяяся вместо того чтобы хотя притворно уговаривати стрельцовъ, уговаривала ево, будто крайне о немъ сожалея, и представляя смерти ево причиною необходимость. А онъ ей отвечалъ изо Псаломника: азъ на раны готовъ, и болезнь моя предомною есть выну: не боюся смерти, но чтобы смерть моя окончала кровопролитіе и нещастіе возлюбленнаго моего отечества. И обратяся къ Царице, говорилъ ей: не терзайся, прости, забывай мою погибель и памятуй мою невинность. Разрываемая горестію Царица объявъ брата своего, и простивься съ нимъ, затворила очи и возведъ руки ко престолу Храма возопіяла: о Боже, укрепи немощи мои, и сохрани мое великодушіе! Царевна подала ей образъ Богоматери, для врученія нещастному и безвинному осужденнику, и наполненная радости, о немъ народу глубочайшее возвещала сожаленіе, и что она Икону ему ради того вручаетъ, дабы стрельцы ево прикосновенна къ Иконе пощадили. Не въ ругательство ли БожестВу, употреблено и благочестіе и Икона? Былъ тогда въ оной церкви Бояринъ Князь Яковъ Никитичъ Одуевской, человекъ старой и по природе боязливой и торопливой человекъ, которой представлялъ и Царице и Царевне, чтобы сего осужденника, скоряе выдать; ибо де всемъ намъ отъ медленности беда будетъ, и понуждалъ и самого сего нещастного уже почти шествующа ко своей погибели, дабы скоряе шелъ на смерть: поди Иванъ, поди скоряе, дабы и государи и мы все за тебя не погибли. Сей поступокъ не достоинъ Боярскаго сына. Боязливость излишна; ибо осужденный бунтующею противъ отечества чернью на неповинную смерть и мученіе, Бояринъ, братъ Царицынъ и дядя Царевъ отходитъ уже ко окончанію своея судьбины, и не противится рабамъ государства и судіямъ престола; такъ на что лишать ево оставшія минуты зрети друзей своихъ? Князь Михаилъ Алегуковичъ Черкаской не тако разсуждалъ, одно вечнаго достойно забвенія: другое вечной достойно памяти. Царица и Царевна шлн съ Иваномъ Кириловичемъ изъ церкви по сторонамъ препровождая ево къ мучительной смерти: и какъ только приближилися они къ Золотой решетке: и двери отворились: варвары и кровопійцы, какъ алчныя звери презирая Бога, Церковь, Икону, и съ осужденникомъ единоутробную Царицу, бросилися на него, и ухвативъ за волосы, за горло и за одежды, поволокли по степенямъ той крутой лесницы и до самой площади: а оттоле съ лаемъ и ругательствомъ вели ево чрезъ весь Кремль до застенка, называемаго Костентиновскаго, и тамо распытавъ ево толиким мученіями, коликихъ они сами достойны были, и извлекши ево оттоле провели за Спасскія ворота, на Красную площадь, и обступя многолюдствомъ, подняли выше себя на копья и вверьхъ метали безчеловечно, со многократнымъ крикомъ: потомъ ему руки, ноги и голову обсекли, а остатокъ тела изрубили въ мелкія куски, и втоптали въ грязь. Сколько они ни ругалися ему, но все сіи ругательства составляютъ едину преходящую меры жалость: а мужественное ево терпеніе приноситъ ему честь и славу; изъ чего следуетъ то, что невинность ни какою силою, и ни какою наглостію оскверненна быть не можетъ, и что нашею честію, кроме насъ самихъ, ни кто не обладаетъ. Въ той же день умертвили они Боярина Ивана Максимовича Языкова сокрывшагося въ доме духовника ево, въ Беломъ городе на Никитской, въ приходе Чудотворца Николая на Хлынове. указалъ ево стрельцамъ некоево дома слуга встретившійся съ нимъ на пути въ оный домъ во время его вхожденія, и которому, дабы о немъ молчалъ, подарилъ онъ снявъ съ руки своей перстень. О неслыханная благодарность! бывалали ты когда вне Москвы на свете! Стрельцы взявъ ево тамо, и приведя на ту же Красную площадь, подняли на копья, и все тело ево изрубили въ куски. Такова и сего благоразумнаго и знатнаго мужа была кончина. Въ той же, чаятельно, день поймали они въ одежде нищенской, крещенаго жидовской породы Немца, Медика Данилу Фонгадена въ Немецкой слободе, и взяли другова Медика Немца Гутменша, въ доме ево на поганомъ пруде, названномъ после Чистымъ прудомъ, и сына ево Гутменшева: Фонгадена, кроющагося своея погибели, а Гутменша и не подозревающа оныя, обоихъ искусныхъ людей во Врачебной науке, по ненависти къ чужестраннымъ, а особливо къ Немцамъ; ибо ихъ более въ Москве было, хотя Немцы бывъ подъ властію московскихъ Бояръ и ни какова утесненія Россіянамъ причиняти не могли, и въ местахъ определенныхъ имъ жили спокойно. И сихъ невинныхъ чужестранцовъ, Медиковъ за то, будто они Царя Ѳедора Алексеевича отравили: а сына Гутменшева за то, что онъ сынъ ими ненавидимаго Медика, приведя на Красную площадь, подняли на копья, а по томъ изрубили въ мелкія куски. Кто изъ сихъ тиранскихъ и почти естество человеческое превосходящихъ действій: кто изъ сего единаго только не видитъ того, что есть намъ жизнь по смерти; когда нетъ равновесныя симъ злодеямъ казни на свете: и когда на сіи недостойныя своего Создателя, твари, не пали грозныя молніи и страшныя громы! а сіе время, жестокаго бунта, назвали после ласкатели временемъ смутнымъ. Тако ласкатели называютъ умягчая истинну бытія грозными тирановъ превосходящихъ Нерона и Калигулу, а симъ уменшаютъ честь праведныхъ государей, взирая въ одной груде, и на изверговъ природы и на руководителей блаженства; чего ради во всякой Исторіи, надлежитъ писать истинну; дабы человеки научалися отъ худа отвращаться, и къ добру прилепляться. Историкъ не праведно хулы и хвалы своему соплетающій отечеству, есть врагъ отечества своего; и бывшее худо и бывшее добро общему наставленію и общему благоденствію служитъ. Не полезно вмышленное повествованіе, о комъ бы оно ни было. И вредоносна ложная Исторія тому народу, о которомъ она: ежели она темъ народомъ допущена или не опровержена, къ ослепленію читателей. Долго сыновъ отечества тела валялися на Красной площади изрубленныя рабами, и тела протчихъ невинныхъ людей, едва потомъ дозволеніемъ удостоившіяся погребенія. Благодерзновенной слуга Матвеева Арапъ собралъ куски тела господина своево, можетъ быть отъ удивленія ни кемъ не воспрепятствуемый, и принеся въ домъ покойнаго Боярина созвалъ ево ближнихъ, и предалъ сіе тело земле между Мясницкою и Покровкою въ церкви Николая называемаго Столпа. А стрельцы ходя по престольному граду, грабили и знатныхъ и незнатныхъ, богатыхъ и убогихъ, и московскихъ обитателей безбожно разоряли, а жены ихъ обогатившіяся, и уже избытки свои презирая, богатыя женскія одежды, ругаяся знатнымъ госпожамъ метали въ грязь, топча оныя, лая и сквернословя и ругая Бояръ, Боярынь и всехъ благородныхъ людой, сію неколеблемую подпору прсстола, и чадъ отечества: нетосыпно пьянствуя и таскаяся по кабакамъ пропивали оное, и продавали бродягамъ и машейникамъ похищенное именіе самою дешевою ценою. По томъ разхищали они Царскія сокровищи. пьянство въ черни нашей было всегда всякаго безобразія поводомъ и преддверіемъ беззаконія. Мало еще стрельцамъ казалося къ погибели своихъ согражданъ, ко разоренію отечества, и къ похищенію именія, силы; чего ради приглашали они холопей, и Холопій приказъ разломавъ, и отбивъ замки у сундуковъ, крепости передрали, и все письменныя дела исторгли и истребили: и кричали громогласно: всемъ господскимъ людямъ свободу: будто какъ бы они прежде были невольники; но ни одинъ слуга къ нимъ не приобщился, оставься въ похвальной и вечно роду ихъ честь приносящей верности. Таковы были стрельцы, сія гнуснейшая и адскимъ ядомъ напоенная гадина. Бояря видя неукротимый сей мятежъ, погибель народа, и Монаршей власти, возвели въ последующій день, то есть въ 18 того месяца, ради прекращенія бунта, на престолъ и Брата Петрова, соцарствовати Ему, учинивъ имъ Сестру Ихъ Царевну Софію Алексеевну Соправительницею.