Сонъ.
Кто о чемъ чаще думаетъ, то тому по большей части и пригреживается. Воину война, любовнику любовница, пьянице водка, игроку карты, подьячему взятки, монаху Ангели, откупщику черти; а мне пригрезилося то, о чемъ я никогда не думывалъ: былъ я въ Луне. Что я тамъ виделъ? Ежели я все то описывати стану; такъ я столько измараю бумаги, сколько въ годъ измараетъ тотъ подьячій, который взявь у безграматнаго и негоднаго моево кописта подносъ и чарки; ибо онъ человекъ сребролюбивый, а подносъ и чарки зделаны изъ серебра, учинилъ кописта грамотнымъ и почтеннымъ человекомъ, а меня безграмотнымъ, и отвратилъ меня отъ Мельпомены, а попросту отъ сочиненія Трагедій. Непомню кто мне сказывалъ, будто Мельпомена такъ на нево за ето разсердилася, что вознамерилася на нево подати челобитную, ведая то что Россійская Паллада о Россійскомъ Парнассе имеетъ попеченіе. Мельномена думаетъ то, что Россійскія Трагедіи гораздо потребняе Россійскому народу, нежели Россійскому подьячему серебреныя чарки. Сверьхъ того слыхала она, что въ Россіи за лихоимство приказано вешать: а паче всего сердится она за то на нево, что онъ требуетъ отъ меня, вместо известія, извести, и по Парнасскимъ деламъ еочиняетъ екстракты, и справки путаетъ, чево въ Парнасской коллегіи никогда не важивалося. Но все бы ето Парнасской коллегіи еще не востревожило; то присутствующимъ несносно, что онъ со подобными себе вралями, бумаги много перемаралъ, отъ чего бумага вздорожала, а отъ того писателямъ убытокъ. Сія причина не допускаетъ меня учинити путешествію моему описанія. Писати мне хочется, да бумага дорога; ибо подьячія всю ее перевели, и умея грамоте менше всехъ писцовъ во всей Европе, пишутъ больше всехъ. Подожди читатель: я тебе можетъ быти многое раскажу, что мне въ моемъ Лунномъ путешествіи грезилося, когда подьячія менше врать будутъ, и бумага будетъ подешевле, а теперь только то тебе объявлю, что я въ Луне былъ, и много тамъ виделъ достойнаго твоему любопытству.