• Приглашаем посетить наш сайт
    Ломоносов (lomonosov.niv.ru)
  • Шекспир Вильям : Гамлет (Переделал с франц. прозаического перевода Делапласа А. П. Сумароков) - старая орфография

    ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

    КЛАВДІЙ, незаконный Король Даніи.
    ГЕРТРУДА, супруга ево.
    ГАМЛЕТЪ, сынъ Гертрудинъ.
    ПОЛОНІЙ, наперстникъ Клавдіевъ.
    ОФЕЛІЯ, дочь Полоніева.
    АРМАНСЪ, наперстникъ Гамлетовъ.
    ФЛЕМИНА, наперстница Офеліина.
    РАТУДА, мамка Офеліина.
    ПАЖЪ Гамлетовъ,
    ВОИНЫ.

    Действіе есть въ Даніи, въ столичномъ городе, въ Королевскомъ доме.

    ГАМЛЕТЪ ТРАГЕДІЯ.

    -----

    ДѢЙСТВIЕ I.

    ЯВЛЕНIЕ I.

    ГАМЛЕТЪ одинъ.

    Смутился духъ во мне. О нощь! о страшный сонъ!
    Ступайте изъ ума любезны взоры вонъ!
    Наполни яростью, о сердце! нежны мысли,

    Офелію - - - увы! едино имя то
    Преображаетъ все намеренье въ ничто,
    И нудитъ, во уме загладить ужасъ ночи.
    Чтожъ зделаютъ потомъ ея драгіе очи!
    О долгъ! преодолей любовь и красоту,
    Остави щастливымъ приятну суету!
    Отрыгни мне теперь тирановъ гнусныхъ злоба,
    Свирепство къ должности, на жертву къ месту гроба,
    Где Царь мой и отецъ себе отмщенья ждетъ!
    Онъ совести моей покою не даетъ:
    Я слышу гласъ ево, и въ ребрахъ вижу рану:
    О сынъ мой! вопіетъ, отмсти, отмсти тирану!
    И свободи гражданъ.

    ЯВЛЕНІЕ II.

    ГАМЛЕТЪ и АРМАНСЪ.

    АРМАНСЪ.

    Смущенный голосъ твой
    Воздвигъ меня съ одра, и отлучилъ покой,
    Я вижу что душа твоя обремененна.

    Знать въ храмину твою сонъ сладкій не входилъ?
    Иль новый страхъ тебя толь рано возбудилъ?
    Но Клавдій спитъ еще въ объятіяхъ Гертруды,
    Еще покоятся ево тирански уды.
    Иль вображается въ уме твоемъ теперь,
    Молящая тебе Полоніева дщерь,
    И пламенный твой духъ слезами утоляетъ? - - -

    ГАМЛЕТЪ.

    Твой другъ Офелію отныне оставляетъ.
    Но можно ли тогда въ ночи покойно спать,
    Когда велитъ судьба любезну покидать,
    И быти ей врагомъ, врагомъ быть не умея,
    Ниже къ вражде вины малейшія имея?
    Ужасный сонъ! своихъ мечтавшихся мне силъ,
    Ты удареніемъ нещастна поразилъ!
    Готовъ къ отмщенію; о сонъ! твоя мне сила,
    То, что исполнить, мне уже определила.

    АРМАНСЪ.

    Какую ты мечту - - -

    Довольно безъ мечты
    Ко гневу и того, что сказывалъ мне ты.
    Злодейство Клавдія уже изобличенно,
    Офеліинъ отецъ погибнетъ непременно.
    Отецъ мой убіенъ среди своей страны,
    Не во поле, на одре лукавыя жены!
    Котора много летъ жила съ нимъ безъ порока!
    А льстецъ Полоній былъ орудьемъ злаго рока!
    Полоній, сей, ково отецъ мой толъ любилъ!
    О дщерь убійцына! почто тебе я милъ!
    Почто мила ты мне! почто я въ светъ родился,
    Когда я своего отца, твоимъ лишился!
    А ты отца теперь лишенна будешь мной.
    Равна у насъ любовь, равна и часть съ тобой.
    Армансъ! ты хочешъ знать, что Гамлету мечталось,
    И кое зрелище во мраке представлялось?
    Разставшися съ тобой, я въ храмине стеналъ,
    Хотелъ заснуть; но сонъ отъ глазъ моихъ бежалъ.
    Отчаянье меня въ одре моемъ терзало,

    Потомъ я скорбію несносной утомленъ,
    Забылся и заснулъ тоской обремененъ.
    Но сей покой мне сталъ мукъ пущею виною,
    Родитель мой въ крови предсталъ передо мною.
    И плачя, мне вещалъ, о сынъ! любезный сынъ!
    Познавъ вину моихъ нещастливыхъ судьбинъ,
    Почто ты борешся съ разсудкомъ толь безчинно,
    Или чтобъ и твое мне сердце было винно?
    Отмсти отцову смерть, и мщеньемъ утуши
    Всегдашню жалобу стенящія души,
    Прими Геройску мысль, отставъ деда любовны,
    Воззри на тень мою, и зри потоки кровны,
    Которы предъ тобой изъ ребръ моихъ текутъ,
    И проливаяся на небо вопіютъ.
    Сей гласъ меня воздвигъ, ужасна тень пропала;
    Но мнилось, что еще и въ яве угрожала.

    АРМАНСЪ.

    Суля природе дань, мать хочетъ пощадить:
    Не можетъ я любовь того же сотворить?

    Винишъ злодейство въ ней, но чтишъ ея утробу:
    Полоній смерть приять достоинъ какъ злодей;
    Но, Гамлетъ! онъ отецъ возлюбленной твоей.
    Она сей смертію съ тобою разлучится;
    Пускай на Клавдіе отмщенье совершится.

    ГАМЛЕТЪ.

    Гертрудою, Армансъ, я человекомъ сталъ,
    Полоніемъ отца на веки потерялъ,
    Оставлю мать суду всевысочайшей власти.
    И воспротивлюся своей негодной страсти.

    АРМАНСЪ.

    Колико горькихъ слезъ любезной ты прольешь!
    Иль горести ея безъ жалости ты ждешь?
    Ты самъ себе влечешь тоскливо разлученье:
    Какое приключить себе и ей мученье!

    ГАМЛЕТЪ.

    Я бедствіемъ своимъ хочу себя явить,
    Что надъ любовію могу я властенъ быть.
    Люблю Офелію, но сердце благородно

    АРМАНСЪ.

    Когда Офелія увидится съ тобой,
    Я чаю пременишъ тогда разсудокъ свой,
    И слабости свои невинныя познаешь.

    ГАМЛЕТЪ.

    Почто ея ты мне толь живо представляешь!
    Я вознамерился не зреть ея въ сей день.
    Воображайся мне явившаяся тень!
    Воззрите вы глаза къ родительскому гробу,
    И умножайте днесь во мне свирепу злобу!
    Ожесточите мя, какъ можете, теперь,
    И дайте позабыть мне, чья Офелья дщерь!

    ЯВЛЕНІЕ III.

    ГАМЛЕТЪ, АРМАНСЪ и ГЕРТРУДА.

    ГЕРТРУДА.

    Не немощь ли тебя какая удержала,
    Что я тебя вчера день целый не видала?
    Едва зоря могла взойти на небеса,
    И осветила валъ и дальныя леса,

    Сама пришла спросить, что зделалось съ тобою.
    Не должно ли твоихъ отсутствіемъ притчинъ,
    Знать матери всегда, любезнейшій мой сынъ?
    Но ты смущаешся, и очи смутны стали;
    Не зделалося ли тебе какой печали?

    ГАМЛЕТЪ.

    Что я въ смущеніи, ты то могла узнать;
    Не надобно уже того мне открывать.

    ГЕРТРУДА.

    Не надобно; но что мой сынъ тому виною?
    Тебе не надлежитъ такъ скромну быть со мною.

    ГАМЛЕТЪ.

    Молчи, и горести моей не умножай!

    ГЕРТРУДА.

    Что зделалось тебе, скажи, не сокрывай.
    Ты сею тайностью, мой сынъ, меня терзаешъ:
    Или себе врагомъ Гертруду почитаешъ?

    ГАМЛЕТЪ.

    Я отъ тебя свое имею существо,

    ГЕРТРУДА.

    Но чемъ суровый сей ответъ я заслужила?
    Не темъ ли, что тебя въ утробе я носила?
    О есть ли бъ твой отецъ въ сей жизни пребывалъ!
    Чтобъ, видя насъ теперь, онъ Гамлету сказалъ!

    ГАМЛЕТЪ.

    На что ты предомной ево воспоминаешъ?

    ГЕРТРУДА.

    На что воспоминать ево мне воспрещаешъ?
    Онъ въ памяти моей пребудетъ навсегда:
    Безъ слезъ ево конца не вспомню никогда.
    Когдабъ ты не былъ младъ, и могъ бы царствомъ править;
    Хотелаль бы я, Князь, вдовство свое оставить?
    На Царскій одръ, на тронъ, раба я вознесла;
    Чтобъ лучше я твое наследіе пасла.

    ГАМЛЕТЪ заплакавъ.

    О Боже! ты зришъ все, и все тебе известно;
    Какъ слышишъ ты изъ устъ ея толь слово лестно?
    Ты крепость скромности со всемъ ужъ отняла,

    АРМАНСЪ.

    Иль чувство отъ тебя, о Гамлетъ! отступаетъ!

    ГАМЛЕТЪ.

    Ужъ поздно мысль таитъ; Гертруда тайну знаетъ.
    Докончивай свою богопротивну лесть,
    И Клавдія спасай, доколе время есть.
    Скажи ему, что я къ ево готовлюсь казни,
    Прелюбодействуй съ нимъ не чувствуя боязни!
    Не мни, что на тебя разверзся адскій зевъ,
    И снидетъ рано ли, иль поздно вышній гневъ.
    Покойся въ роскошахъ, въ одре окровавленномъ,,
    Къ злодейству и греху тобой определенномъ.
    Не представляй себе на память никогда,
    Что въ пропасти тебя ждетъ вечная беда.
    И есть ли не сыта ты, ахъ! напившись кровью;
    Пожри еще меня сей мерзскою любовью,
    И сокруши свой плодъ: онъ бытъ не можетъ милъ,
    Когда родитель мой душе твоей постылъ.
    Но есть ли бъ естество въ томъ все мне противлялось,

    Я больше не могу о жизни сожалеть:
    Пришелъ мой часъ, иду отмстить, иль умереть!

    АРМАНСЪ остановляетъ ево.

    Остановися здесь. Князь, что ты предпріемлешъ!
    Ты въ иступленіи едину ярость внемлешъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Не внемлю ничего, лишъ мышлю объ отце:
    Отецъ мой убіенъ! убійца здесь въ венце,
    Довольствуяся имъ противясь вышней воле!
    Онъ вместо казни здесь во славе, на престоле!
    Стени! тобой супругъ, тобою жизнь скончалъ.

    ГЕРТРУДА.

    Покровъ безстыдныхъ делъ Гертрудиныхъ ниспалъ,
    Проклятая душа открылась предъ тобою,
    Стыжусь слыть матерью, стыжуся слыть женою,
    Стыжуся вспомянуть, что я, ахъ! человекъ,
    И лучшебъ было то, чтобъ мне не быть во векъ.
    Нетъ въ свете семъ къ моей убежища отраде,
    И нетъ мученія достойнаго мне въ аде.

    Отколе возвращу свою погибшу честь!
    Страдать: жизнь мука мне, хотя и скоротечна,
    А смерть мне мука же, но мука безконечна.
    Въ отчаяніи семъ что можно мне избрать!
    Коль буду я еще во свете пребывать;
    Все станетъ, что ни есть, меня изобличати,
    И грехъ содеянный на память представляти.
    Когда, отчаянна, потщуся умереть;
    Супруга умертвивъ, какъ я могу воззреть
    Въ той жизни на него? и какъ предъ нимъ предстану?
    Какъ буду данну зреть ему мечную рану!

    АРМАНСЪ.

    Признаніе вины къ прощенію успехъ;
    Кто плачетъ о грехе, тотъ чувствуетъ свой грехъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Что въ томъ, что слезъ о немъ потоки проливаетъ?
    Супруга плачемъ симъ она не оживляетъ.
    Армансъ! въ сей часъ, какъ я съ тобою говорю,
    Я тень на облакахъ въ воздушномъ мраке зрю,

    Я стражду, а мой сынъ еще не отомщаетъ.

    ГЕРТРУДА.

    Не медли, отомщай! убійца предъ тобой.
    Забудь, что мать твоя, казни своей рукой!
    Не дай мученія на свете семъ терпети,
    Стыдящейся, увы! на небеса воззрети;
    Адъ проситъ добычи своей мой умъ пленя,
    И огненна река пылаетъ на меня.
    Уже хотятъ приятъ жилищи мя подземны,
    И въ глубине на мя бунтуютъ вихри темны.
    Разверзлая земля, падетъ во мглу сей домъ,
    Сверкаютъ молніи и небо мещетъ громъ.
    Беги, мой сынъ, сихъ местъ! ни кто въ нихъ ни спасется,
    Беги, спасися ты, подъ ними твердь трясется.
    Наполненъ мерзостью моею весь чертогъ,
    И не присутствуетъ тамъ, где Гертруда, Богъ.

    АРМАНСЪ.

    Она изъ разума, о Гамлетъ! изступаетъ;
    Природа ей помочь тебе повелеваетъ!

    Проси, чтобъ Богъ тебе вину твою простилъ.

    ГЕРТРУДА.

    Нельзя, чтобъ онъ мне грехъ толь тяжкій отпустилъ.
    Какова таковой ждать грешнице прощенья?
    Не можно избежать мне вечнаго мученья:
    Пребудетъ грехъ на мне, надежды больше нетъ,
    Разверсты пропасти, и адъ меня пожретъ.

    АРМАНСЪ.

    Какъ грехъ твой ни великъ, его щедрота боле.
    Предай себя, предай Его всемощной воле:
    Уйми смятеніе, гласъ къ небу вознеси,
    И со смиреніемъ прощенія проси.

    ГЕРТРУДА.

    Господь изъ скверныхъ устъ молитвы не приемлетъ,
    Стенанія сердецъ злодейскихъ онъ не внемлетъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Взведи къ нему свои ты руки и взови!

    ГЕРТРУДА.

    Оне омочены въ супруговой крови.

    Безсмертный милосердъ, и гневъ его смягчится,
    Коль грешникъ передъ нимъ всемъ сердцемъ сокрушится.
    Покайся, и коль смерть супругу ты дала,
    Превысь блаженными злодейскія дела.
    Сступи съ пути сего, ужъ недалеко бездна,
    Еще быть можетъ жизнь твоя тебе полезна,
    Сступи, доколь она со всемъ не претечетъ;
    Оттоле страждущимъ во векъ изхода нетъ.

    ГЕРТРУДА.

    О Боже! есть ли я тебя не прогневляю,
    Что по злодействе семъ на небеса взираю,
    И гласъ изъ скверныхъ устъ ты можешъ возприять;
    Пошли отъ горнихъ местъ свою Мне благодать!
    Не ввергни въ пропасть мя, где вверженнымъ въ те смрады.
    Не будетъ никогда малейшія отрады,
    Куды не входитъ сонъ, единъ въ бедахъ покой,
    Где нетъ ни на ково надежды никакой,
    Где нетъ желаннаго нещастнымъ смерти рока,
    И нетъ мученію отменности, ни срока!

    И темъ лишъ, что тебя я привожу на умъ,
    Колеблется душа и нестерпимо стонетъ!
    Чтожъ будетъ, какъ ея сіе мученье тронетъ!
    Но, все, что ни страшитъ въ смятеніи меня,
    Чево себе ни ждетъ душа моя стеня,
    Ни что въ толикій страхъ злочастну не приводитъ,
    Какъ то, когда сіе на мысль мою приходитъ,
    Что, ахъ! не буду зреть Творца я своего,
    И буду пребывать я вечно безъ него.

    ГАМЛЕТЪ.

    Когда сію ты казнь всехъ зляе почитаешъ;
    Кратчайшими къ Творцу, путями притекаешъ.
    Мученья лютаго страшится и злодей;
    Но стонетъ во грехахъ онъ о душе своей,
    Не для ради того, что Бога прогневляетъ,
    Кемъ онъ на свете сталъ, и въ свете пребываетъ,
    И вместо, чтобъ Творцу работать и служить,
    Печется лишъ о томъ, чтобъ щастливо прожить;
    Но что онъ углія главе, своей готовитъ,

    ГЕРТРУДА.

    Не можемъ мы воздать и за одно сіе,
    Что мы изъ ничего имеемъ бытіе;
    Такъ въ пагубныхъ делахъ своихъ приявъ прощенье,
    Мне чемъ заслуживать толь злое согрешенье?

    АРМАНСЪ.

    Пусти изъ глазъ своихъ потоки слезныхъ рекъ,
    Остави светъ другимъ, и плачь въ пустыняхъ въ векъ.

    ГЕРТРУДА.

    На все готова я; я городъ оставляю,
    Который мерзостью своею наполняю.
    Но мню, что оскверню и жительство зверей;
    Я тигровъ превзошла жестокостью своей.

    ГАМЛЕТЪ.

    Не такъ жестоки ихъ свирепствы и опасны:
    Въ злонравіи своемъ мы паче ихъ ужасны,
    Во гневе человекъ лютейшій самый зверь.

    ГЕРТРУДА.

    То видно и на мне одной, мой Князь, теперь.

    Препроводите мя отсель, дверей не вижу;
    Хочу пребыть одна, хочу предъ Богомъ пасть:
    А ты возприимай родительскую власть.

    Конецъ перваго действія.

    ДѢЙСТВІЕ II.

    ЯВЛЕНІЕ I.

    КЛАВДІЙ и ПОЛОНІЙ.

    КЛАВДІЙ.

    Во всемъ я царствіи единаго зрю друга!
    Изгнала днесь меня изъ сердца и супруга.
    Раби не чувствуютъ любви ко мне, лишъ страхъ
    Еще содержитъ ихъ въ тиранскихъ сихъ рукахъ,
    Когда природа въ светъ меня производила,
    Она свирепствы все мне въ сердце положила.
    Во мне изкоренить природное мне зло,
    О воспитаніе! и ты не возмогло,
    Се въ первый разъ во мне суровый духъ стонаетъ,
    И варварствомъ моимъ меня изобличаетъ,
    И есть ли онъ когда въ злодействіи стоналъ;

    ПОЛОНІЙ.

    Супруга - - -

    КЛАВДІЙ.

    Днесь она вину свою признала,
    И Божество въ сей день смиренно призывала.
    Она потоки слезъ лила предъ нимъ стеня,
    И отвратилася, мне вшедшу, отъ меня:
    Поди, сказала мне, немедленно отселе,
    И дай покаяться, доколе духъ мой въ теле;
    Приди, сказавъ еще, и ты въ себя въ сей часъ,
    Уже разверзлися днесь пропасти на насъ.
    Восколебало мя ужасное то слово,
    И сердце зделало къ разкаянью готово.

    (Падъ на колени:)
    Се, Боже! предъ тобой сей мерзскій человекъ,
    Который срамотой одной наполнилъ векъ,
    Поборникъ истинны, безстыдныхъ делъ рачитель,
    Врагъ твой, врагъ ближняго, убійца и мучитель!
    Нетъ силы больше делъ злодейскихъ мне носить;

    Всели желаніе искать мне благодати;
    Я не могу въ себе сей ревности сыскати!
    Противныхъ божеству исполненъ всехъ страстей.
    Ни искры добраго нетъ въ совести моей.
    При покаяніи жъ мне что зачати должно?
    Мне царствія никакъ оставить не возможно.
    На чтожъ мне каяться и извергати ядъ;
    Коль мысли отъ тебя далеко отстоятъ?

    (Возстаетъ.)

    ПОЛОНІЙ.

    Имей великій духъ приявши скипетръ въ руки,
    Будь мужественъ по гробъ, и не страшися муки.
    Не тотъ отваженъ, кто идетъ безстрашно въ бой;
    Но съ смертію и мукъ безстрашно ждетъ герой.
    Забудь и светскія и Божески уставы.
    Ты Царь противу ихъ последуй правамъ славы.

    КЛАВДІЙ.

    Наполненъ злобою жизнь вечную губя,
    Будь бодръ мой томный духъ, и не щади себя!

    И ужъ не отрицай днесь пагубна совета!
    Не представляй злыхъ следствъ, и жизни сей конца;
    Вся часть твоя есть честь державы и венца.
    Наполнимъ щастіемъ здесь житіе толь кратко,
    Чтобъ при конце сказать: я жилъ на свете сладко.
    Но кая фурія стесненну грудь грызетъ?
    И кая скорбь во мне всю внутренную рветъ?
    О небо! не тревожъ меня, оставь въ покое!
    Уже не превратишъ мое ты сердце злое.
    Не обличай меня, спасенья не хочу,
    И что я зделалъ, то во аде заплачу.

    ПОЛОНІЙ.

    Душа моя твоей последовать готова;
    Умремъ безъ робости и не преступимъ слова.

    КЛАВДІЙ.

    Намеренье сіе я твердо предпріялъ;
    Но чтобъ никто въ пути намъ щастья не стоялъ,
    Я зрю противъ себя супругу ныне львицей.
    Сокроемъ таинство убійствія съ Царицей.

    Не для паденіяль, Полоній, моево?
    Пойдемъ теперь противъ супругиной любови,
    Не пощадимъ пролить мы и ея днесь крови!
    Но прежде погубимъ наследника ея,
    И взыдетъ въ Царскій одръ прекрасна дщерь твоя.

    ПОЛОНІЙ.

    Сія щедрота весь мой разумъ превосходитъ.

    КЛАВДІЙ.

    Усердіе, тебя въ толику честь возводитъ;
    Когдажъ Офеліи я старъ явлюся быть,
    Ты можешъ властію къ любви ея склонить.

    ПОЛОНІЙ.

    Седины подъ венцемъ не могутъ быть приметны,
    Со дщерію моей вы Царь единолетны.

    ЯВЛЕНІЕ II.

    КЛАВДІЙ, ПОЛОНІЙ, ГЕРТРУДА и РАТУДА.

    ГЕРТРУДА.

    Вы все свидетели моихъ безбожныхъ делъ:
    Того противна дня, какъ ты на тронъ возшелъ,

    И на супружню смерть нетронута взирала:
    Свидетельствуйте вы, что я слагаю грехъ,
    Всещедрый Богъ мне далъ въ сей день къ сему успехъ.
    Не тщетно многи дни мысль умъ мой угрызала,
    И человечество въ зло сердце возвращала.
    Я плодъ съ него сняла признавъ свою вину:
    А ты не почитай мя больше за жену;
    Любовь произвела во мне твое злодейство!
    Супружество мое съ тобой прелюбодейство.
    Признайся такъ какъ я, сложи съ главы венецъ,
    И сотвори своимъ безстудіямъ конецъ.
    Ты въ ненависти, Князь мой сынъ любимъ въ народе,
    Надежда всехъ гражданъ, остатокъ въ царскомъ роде.
    Ты одръ отца его сугубо осквернилъ,
    И тяжкимъ бременемъ все царство отягчилъ.
    Нещастная страна вся кровью обагренна,
    И трупіемъ своихъ сыновъ отягощенна.
    Колико много слезъ ты пролилъ бедныхъ женъ,
    Сыновъ, и дочерей, отъ самихъ техъ временъ,

    А я тебя на тронъ Монаршескій пустила!
    О какъ тогда, о какъ не сшедъ на землю громъ,
    И съ нами не упалъ нашъ оскверненный домъ!
    Какъ стены нашихъ сихъ чертоговъ не тряслися!
    И какъ мы въ таковомъ грехе съ тобой спаслися!
    Помысли Клавдій ты, какъ Вышній терпеливъ:
    И я жива, и ты еще по всемъ томъ живъ.
    Отецъ въ немъ милосердъ, судья въ немъ преужасенъ:
    По смерти грешныхъ вопль есть позденъ и напрасенъ.

    КЛАВДІЙ.

    Ты хочешъ, чтобъ твой сынъ на мой престолъ возшелъ,
    И предъ народомъ всемъ мне судіею селъ?
    Я слышу изъ твоихъ устъ речь не обычайну,
    И мню, что ты ему открыла нашу тайну.
    Какъ ты ево отца дерзнула умертвить,
    Я зрю, что и меня такъ хочешъ погубить.

    ГЕРТРУДА.

    Не о злодействіяхъ я мысль уже имею,
    Но о грехе твоемъ стеню и сожалею,

    И поводъ твоему убійству подала,
    Не ждавъ злой совести последующей муки,
    И ахъ! въ супруговой крови багрила руки.
    Хотяжъ въ семъ деле я виновна больше васъ,
    Но ту вину съ меня сложилъ единый часъ,
    Въ который облака я гласомъ проницала,
    И со смиреніемъ на небеса взирала.
    Сложите такъ и вы тяжелы бремена,
    Отпустится и вамъ, какъ мне сія вина,
    Я светъ покину въ векъ, и скроюсь въ лесы темны,
    Жилищи будутъ тамъ пещеры мне подземны,
    Оставь и ты свой скиптръ, а ты свой пышный санъ,
    Оставленный вамъ векъ еще на пользу данъ.
    Вы симъ и ненависть въ народе изтребите,
    Что къ собственной своей вы пагубе губите,
    Не таковы въ другихъ суть жестоки сердца,
    Чтобъ изтребить пеклись они васъ до конца.
    Примите только вы иныя въ жизни меры.
    Враговъ своихъ прощать есть должность нашей веры.

    Кому прощать Царя? народъ въ ево рукахъ.
    Онъ Богъ, не человекъ, въ подверженныхъ странахъ.
    Когда кому даны порфира и корона,
    Тому вся правда власть, и нетъ ему закона.

    ГЕРТРУДА.

    Не симъ есть праведныхъ наполненъ умъ Царей:
    Царь мудрый есть примеръ всей области своей;
    Онъ правду паче всехъ подвластныхъ наблюдаетъ,
    И все свои на ней уставы созидаетъ,
    То помня завсегда, что кратокъ смертныхъ векъ.
    Что онъ въ величестве такой же человекъ,
    Раби его ему любезныя суть чады,
    Отъ скипетра его ліется токъ отрады.
    Милъ праведнымъ на немъ и страшенъ злымъ венецъ.
    И не приближится къ его престолу льстецъ.
    А ты, о ядъ Царя! злодей всего народа,
    Котораго имъ въ казнь извергнула природа!
    Доколе во грехахъ сихъ будетъ утопать?
    И долго ли Царя къ мученью поощрять?

    И устремительно на ярость прелагаешъ?
    Уже и такъ Творца ты варваръ раздражилъ,
    Брегись, чтобъ вскоре онъ тебя не поразилъ.
    Онъ терпитъ; но терпеть когда нибудь престанетъ,
    И въ часъ, когда не ждешъ, въ твою погибель грянетъ.

    КЛАВДІЙ.

    Оставимъ здесь ея, она теряетъ умъ;
    Дадимъ свободу ей къ собранью прежнихъ думъ.

    ЯВЛЕНІЕ III.

    ГЕРТРУДА и РАТУДА.

    РАТУДА.

    Воспомни о своемъ теперь Царица сыне.
    Оставь злодеевъ сихъ, предъ нимъ признайся ныне.
    Открой то Гамлету, что въ сердце ты таишъ!
    Да тень супругову въ семъ Князе утолишъ.
    Трони ево ты слухъ плачевными словами!
    И разреши свой грехъ сыновними устами.

    ГЕРТРУДА.

    Мой сынъ уведомленъ, не знаю чрезъ ково;

    Не знаю, кто и какъ мою могъ сведать скверность,
    И таинство пронзить, познавъ мою неверность.
    Я говорила съ нимъ о мерзостяхъ своихъ,
    Лишъ не открыла всехъ подробностей делъ сихъ.

    РАТУДА.

    Довольно. Будь предъ нимъ въ подробностяхъ безсловна,
    Армансъ то знаетъ все, а я тому виновна;
    Но мню, что то никакъ не можетъ быть виной,
    Что въ пользу для тебя произвелося мной.
    Отъ дней, какъ действіе то учинилось странно,
    Я весь терзалась годъ, терзаясь непрестанно.
    Днесъ правость на конецъ мой умъ въ полонъ взяла,
    И молчаливости оковы прервала.

    ГЕРТРУДА.

    Нетъ винности твоей.

    РАТУДА.

    Свидетельствуя рану,
    Супругу твоему въ одре Полоньемъ дану,
    Котору я омыла омыть принуждена,

    И кто бы таковой, въ томъ вестнице поверилъ?
    Полоній плачучи предъ всеми, лицемерилъ,
    Вещая всемъ, что твой возлюбленный супругъ,
    Естественно въ одре своемъ скончался вдругъ,
    И что ево сокрыть была сія притчина,
    Чтобъ не пуститъ ево умерша видеть сына,
    И пущей жалости ему не приключить,
    Котора безъ того велика зрелась быть!
    О верности ево никто не сумневался,
    И вымыслъ злой души за правду показался.
    Полоній до сего свирепости таилъ:
    Какъ агнецъ былъ сей тигръ, и Царь ево любилъ:
    Хотя бы все места я града обегала,
    И съ плачемъ истинну народу возвещала;
    Ктобъ дерзость такову, Царица, могъ иметь,
    Что бъ вшелъ онъ въ твой чертогъ, на теле ранъ смотреть?
    Ты радовалася, никемъ тогда не зрима,
    Какъ мнилась быть твоя печаль неутолима.
    Тиранъ задумчивъ былъ, какъ въ горестны часы,

    Свирепство было въ немъ прехитро прежде скрыто,
    Но ахъ! чьи льстятъ уста, въ томъ сердце ядовито!

    ГЕРТРУДА.

    Какимъ порядкомъ ты съ Армансомъ речь вела,
    И полную ли весть о деле зломъ дала?

    РАТУДА.

    Все такъ, какъ было то, Армансу я сказала,
    Какъ многажды о томъ изъ устъ твоихъ слыхала:
    Какъ Клавдій вашъ союзъ съ супругомъ разрушалъ,
    И какъ ево тебе неверности внушалъ,
    Которыхъ, какъ я мню, конечно не бывало.
    Какъ сердце на него твое ожесточало.
    Какъ многажды тебя къ убійству онъ влачилъ,
    И какъ Полонія съ собою согласилъ,
    И погубилъ Царя въ средине ночи спяща,
    Въ крепчайшемъ сне, въ твоемъ объятіи лежаща.

    ГЕРТРУДА.

    Скончай Ратуда речь, тоски духъ вонъ влекутъ:
    Я не могу себе представить техъ минутъ.

    Ты бъ взоръ свой на меня возвергнуть усрамилась:
    А я то видела безъ слабости тогда.

    РАТУДА.

    И тотъ единый часъ терзаетъ мя всегда,
    Когда смятеніе мя ваше разбудило - - -
    Какое зрелище передо мною было!

    ГЕРТРУДА.

    Я представляю то теперь какъ адъ себе - - -
    Оставь мя, я тотчасъ последую тебе.

    ЯВЛЕНІЕ IV.

    ГЕРТРУДА одна.

    О дремлющая тень супруга умерщвленна!
    Что сотворила я, и что речетъ вселенна,
    Когда представятся ей все дела мои,
    И въ нихъ проклятыя злодействія сіи!
    Другимъ нещастливымъ въ случаяхъ самыхъ строгихъ,
    Отрада, что они жалеемы отъ многихъ.
    А обомне уже кто станетъ сожалеть?
    Кто можетъ на меня съ щедротою воззреть?

    И право имени сего еще имею:
    По возпріятіи мне милости съ небесъ,
    Когда раскаянье, стенанія, токъ слезъ,
    И, сей отъ сердца гласъ, который я приемлю,
    Удобны до тебя дойтить пронзивши землю;
    Прими прошеніе толь смрадныя души,
    И жалобу свою въ томъ свете утиши!
    Когдабъ я жизнь свою могла скончать безгрешно;
    Я бъ съ радостью тебе последовала спешно;
    Но ахъ! законъ и свой животъ пресечь претитъ,
    И самовольну смерть мученіемъ платитъ;
    Такъ дай последовать божественну уставу,
    И смерти ожидать покинувъ царску славу!
    Ратуда ждетъ меня: что делаетъ мой сынъ?
    И нетъ ли страха тамъ? съ Армансомъ онъ одинъ.

    Конецъ втораго действія.

    ДѢЙСТВІЕ III.

    ЯВЛЕНІЕ I

    ПОЛОНІЙ и ОФЕЛІЯ.

    Возлюбленная дщерь, последокъ рода славна!
    О дщерь! твоя мне жизнь всегда въ уме мысль главна.
    Ужъ я состарелся, и дни къ концу веду.
    Предстать на страшный судъ, и смерти вскоре жду,
    Кто будетъ о тебе, какъ я умру, стараться?
    Кто знаетъ, въ каковомъ житье тебе остаться?
    И можетъ быть пойметъ супругъ тебя такой,
    Которымъ безъ меня затмится корень мой.
    Вступи въ супружество при мне, и дай мне зрети,
    Какую ты по мне здесь будешъ часть имети.
    Согласналь ты на то? а я тебе явлю,
    Какія для тебя я способы ловлю.

    ОФЕЛІЯ.

    Но кто есть сей супругъ, котораго желаешъ
    Ты дочери своей? ково мне представляешъ?

    ПОЛОНІЙ.

    Кто вознесетъ тебя на сей высокій тронъ.
    Тебе являются слова сіи какъ сонъ,
    Однако будетъ такъ.

    Я радостно внимаю,
    И кто онъ, я теперь уже разумеваю.
    Въ какомъ я щастіи на свете буду жить!
    Хочу въ толь славно мне супружество вступить.
    Когда толь щастлива Офеліина доля;
    Да будетъ въ томъ твоя непрекословна воля.

    ПОЛОНІЙ.

    Я зрю, что речи ты моей не поняла;
    Не Гамлетъ будетъ то, ты щастьемъ назвала,
    Кто суетно венца и скиптра ожидаетъ.
    Надежда иногда и тщетно услаждаетъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Почто ты возмутилъ духъ щастіемъ взманя?
    Приятная мечта! ты скрылась отъ меня!
    Надежда отошла и мысли помрачила,
    Желанна мною честь лишъ сердце отягчила.
    Мне, на престоле быть, иной дороги нетъ.
    Инова дочь твоя супружества не ждетъ.

    ПОЛОНІЙ.


    Не сетуй, къ трону есть еще тебе дорога,
    Которой ты еще скоряе притечешь.

    ОФЕЛІЯ.

    Напрасно мысль мою къ надежде ты влечешъ;
    Иной дороги нетъ.

    ПОЛОНІЙ.

    Но будь ты терпелива.
    Я радуюсь, что мысль въ тебе толь горделива,
    И вижу изъ сего, что ты достойна быть
    Моею дочерью, и титло то носить!
    Есть способъ быть тебе Офелія Царицей.

    ОФЕЛІЯ.

    Нетъ больше способа, а я умру девицей!

    ПОЛОНІЙ.

    А ежели нашъ Царь супругъ твой будетъ самъ!
    И естьли Клавдій то и обещалъ ужъ намъ?

    ОФЕЛІЯ.

    Нашъ Царь? - - супругомъ мне? - - иль мы живемъ въ поганстве?
    Когда бывало то доныне въ Христіянстве?

    ПОЛОНІЙ.

    Гертрудиной рукой супругъ ея убитъ.
    Ратудою уже убійство обличенно,
    И все злодействіе жены Царю внушенно.
    По семъ известіи какъ можетъ съ ней онъ жить?
    Когда она ево дерзнула погубить;
    Такъ можетъ жизнь отнять у него подобно.

    ОФЕЛІЯ.

    Жена могла иметь, жена толь сердце злобно
    Къ супругу своему! я верить не могу.

    ПОЛОНІЙ.

    Ты знаешъ, какъ я честь Офеліи брегу!
    Коликобъ было то Полонію безславно,
    Когдабъ онъ сонъ сказалъ тебе за дело явно!

    ОФЕЛІЯ.

    Такъ чтожъ намеренъ Царь съ Гертрудой учинить!

    ПОЛОНІЙ.

    Оставити ей честь, и тайно умертвить.

    ОФЕЛІЯ.


    Я тако не хочу, съ Монархом света, брака.

    ПОЛОНІЙ.

    Толико щастливу ты отметая часть,
    Офелія влечетъ Полонія въ напасть

    ОФЕЛІЯ.

    Ты мне отец, и ты далъ сердце мне такое,
    Что гнусно передъ нимъ намереніе злое.
    Я слыша, трепещу, толико странну весть.
    Что мне недорого, всево дороже честь.
    Царица пусть умретъ, когда умретъ ей должно;
    Но мне бытъ царскою супругой не возможно.
    Не будетъ! что бы я свой долгъ пренебрегла,
    Я добродетельно всю жизнь свою жила.
    Не соглашаюся я въ тайне вашей съ вами,
    И къ трону не пойду кровавыми стопами.
    Скажи Царю, чтобъ онъ на одръ меня не ждалъ,
    И съ сей надеждою въ убійство не вступалъ.
    Когда бы ярости въ немъ сердце не имело;
    И въ правосудіибъ оно о ней жалело:

    Она еще жива; онъ ищетъ ужъ другой.

    ПОЛОНІЙ.

    Подобьемъ таковымъ младенцы рассуждаютъ,
    Которы все дела грехами поставляютъ,
    И что безуміе женъ старыхъ имъ втвердитъ,
    Все мыслятъ, что то имъ въ нихъ совесть говоритъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Я суеверія съ закономъ не мешаю,
    И Бога чистою душею почитаю;
    Который въ естестье мне добродетель влилъ,
    И откровеніемъ меня въ ней утвердилъ.

    ПОЛОНІЙ.

    Когда полезныя советы я теряю,
    Ты дочь, а я отецъ! такъ я повелеваю.

    ОФЕЛІЯ.

    Не принуждай ты дочь противиться себе,
    И помни, какъ была послушна я тебе.

    ПОЛОНІЙ.

    Знай, я тебя уже Царицей нарицаю,

    ЯВЛЕНIЕ II.

    ОФЕЛІЯ одна.

    За васъ любезна честь, и Гамлетъ дорогой,
    За васъ прогневался на мя родитель мой!
    Тебе, о честь! я жизнь до смерти посвятила,
    Тебя, мой Князь! по смерть я въ сердце заключила.
    Хотябъ за васъ мне жизнь случилось погубить,
    Ничто не можетъ въ векъ во мне васъ истребить.
    Съ тобою буду, честь, жить въ бедности, въ напасти,
    Довольняй какъ лишась тя, въ лутчей смертной части,
    Въ великолепіи, въ порфире и въ венце.
    За васъ, увы! за васъ, злодея зрю въ отце!
    А ты, дражайшій Князь! хотя моимъ не будешъ,
    Я знаю, что меня во веки не забудешъ.
    Будь Царь, или не будь, хотя бъ ты былъ и рабъ,
    Офелія тебя любила и тогда бъ.

    ЯВЛЕНІЕ III.

    ОФЕЛІЯ, ГАМЛЕТЪ и АРМАНСЪ.

    ГАМЛЕТЪ съ обнаженною шпагою.


    Пришелъ вашъ лютый часъ - - - но что вы очи зрите!
    Офелію - - - въ какой пришла сюды ты часъ!
    Сокрой себя отъ Гамлетовыхъ глазъ!

    ОФЕЛІЯ.

    Что зделалось тебе? и для чего мне крыться?
    Что такъ понудило тебя на мя озлиться?
    Всегдашнее мя зреть желанье отменя,
    Иль ты злодейкою, Князь, ставишь и меня?
    Какую я тебе досаду показала?
    За что любезный Князь тебе противна стала?
    Днесь шлетъ Офелью прочь, а прежде самъ искалъ.
    За что ты толь свирепъ мне вдругъ, о Гамлетъ! сталъ!
    Мой разумъ омраченъ, и все трепещутъ члены:
    Скажи причину мне сей странныя премены.

    ГАМЛЕТЪ.

    Возстаньте на меня вы все случаи вдругъ,
    Которы можете еще смутить мой духъ!
    Все скорби, все беды, зберитесь совокупно,
    Терзайте беднаго и мучте неотступно!

    И томная бъ душа спокойствіе нашла!

    ОФЕЛІЯ.

    Мя кажда речь теперь, изъ устъ твоихъ, пронзаетъ,
    И кажда быть твоей надежду отнимаетъ.
    Дай помощь въ слабости, въ тоске душе моей,
    И сжалясь вниди въ страсть возлюбленной своей!

    ГАМЛЕТЪ.

    Нетъ жалости уже во мне немилосердомъ.
    И больше не ищи любови въ сердце твердомъ,
    Затворены пути лучамъ очей твоихъ,
    Не чувствую уже заразовъ дарагихъ.
    Смотри, въ какой я сталъ Офелія судбине:
    Я всеми напоенъ свирепостями ныне.

    ОФЕЛІЯ.

    Такъ ты ту Князь любовь, котору ощущалъ,
    Изъ серца своего со всемъ уже изгналъ,
    Любовь, что быть должна, была до сама гроба?
    Какой преступокъ мой, иль паче кая злоба,
    Понудила тебя сей пламень истребитъ?

    Где будутъ клятвы те, которы я слыхала,
    И дни, которыхъ я утешно ожидала?
    Какой я врагъ тебе? тебе мой нравъ знакомъ:


    Слыхалъ ли отъ меня ты вредну речь о комъ?
    Какими обличить могу себя я пеньми?
    Злодей возходитъ къ злу невдругъ, всегда степеньми.
    А я иль разве всехъ тирановъ превзошла.
    Или къ погибели другова не нашла;
    Чтобъ на тово, ково толь много я любила,
    На перьваго свои свирепствы обратила.

    ГАМЛЕТЪ.

    Не множь отчаянья, жестокимъ не зови;
    Я можетъ быть достоинъ сей любви,
    Которая мою жестокость умаляетъ,
    И ахъ! намеренье мое опровергаетъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Скажи мне, кто враги твои, мой Князь драгой!
    И почему я въ ихъ число кладусь тобой!
    Ужъ не отецъ ли - - - ахъ! ты очи отвращаешъ!

    ГАМЛЕТЪ.

    На добродетели, я въ ярость не вступлю,
    А беззаконія я больше не стерплю.

    ОФЕЛІЯ.

    Такъ гнева твоего уже причину знаю;
    Но виннымъ Клавдія въ семъ деле почитаю - - -

    ГАМЛЕТЪ.

    Конечно знаешъ все: се новый громъ ушамъ!
    И ты причислилась, и ты къ моимъ врагамъ!

    ОФЕЛІЯ.

    Нетъ, я тебе верна и въ векъ не пременюся;
    А въ злобе, знай, что я ни съ кемъ не соглашуся.

    ГАМЛЕТЪ.

    Кто слышачи молчитъ о мерзостныхъ делахъ;
    Недобродетеленъ, но лютъ въ моихъ глазахъ.
    Разбойникъ такъ какъ тотъ, ково кто умерщвляетъ.
    И тотъ, кто ведая ту тайну, сокрываетъ.
    Когдабъ, что слышу днесь, того я не слыхалъ
    Я бъ добродетельной дщерь вражью почиталъ!

    Какой я въ теле духъ прекрасномъ обретаю?
    Тебе известно то.

    ОФЕЛІЯ.

    Имелаль время я,
    То возвестить тебе? о горька часть моя!
    При семъ ты разсуди, Полоній ли въ томъ виненъ,
    Когда тиранъ сихъ странъ толь злобенъ и безчиненъ?
    Хоть праведно твоя суда достойна мать - - -

    ГАМЛЕТЪ.

    Не сыну, матери безчинство отомщать,
    А ты, то знаючи, передомной; молчала,
    И грехъ ихъ отъ меня годъ целый сокрывала!

    ОФЕЛІЯ.

    Годъ целый? - - - я то все услышала въ сей часъ,
    И уничтожила родительскій приказъ,
    По что два дела ты въ едино сообщаешъ?
    Ты симъ меня, мой Князь, безмерно удивляешъ!

    ГАМЛЕТЪ

    Ты всю смешала мысль: я не могу понять,

    Офелья! тайны той, клянуся, что не знаю,
    Котору предъ тобой съ убійствомъ сопрягаю.

    ОФЕЛІЯ.

    И мне твои слова непостижимы днесь.
    Внемли возлюбленный сего порядокъ весь;
    Но внидемъ въ храмину мою, здесь быть ужасно.
    Уже съ тобою, Князь, мне явно быть опасно.

    ЯВЛЕНIЕ IV.

    АРМАНСЪ и РАТУДА.

    РАТУДА.

    Армансъ! готовъ ли Князь, свой скипетръ взятъ, ийти,
    И изъ подбремени народъ свой извести?
    Царица Клавдія на веки оставляетъ,
    И взоръ свой отъ него всеместно удаляетъ.
    Благополученъ день, благословенъ сей часъ,
    Въ которы дело ихъ открылося чрезъ насъ.
    А я не мню, чтобъ я предъ нимъ виновна стала,
    Что долго отъ него я то утаевала.
    Опасности и страхъ притчина сей вине.

    АРМАНСЪ.

    Князь, слабость такову, отъ зверства отделяетъ,
    И молчаливость ту Ратуде отпускаетъ.
    Но что Гертруда днесь себе предприняла?

    РАТУДА.

    Въ пустыняхъ обитать намеренье взяла,
    И ждетъ, чтобъ сына лишъ увидеть ей на троне,
    Къ спокойству Даніи въ родительской короне.
    Но что ему взойти на свой престолъ претитъ?

    АРМАНСЪ.

    Доколь съ нимъ истинна народъ не съединитъ,
    Все предпріятія ево Ратуда тщетны;
    Въ пути ему стоятъ препятствія безсметны.
    Уже я множеству народа то открылъ,
    И силою присягъ въ нихъ тайну заключилъ.
    Одно лишъ то меня тревожа устрашаетъ,
    Что Князь разгневанный терпеніе теряетъ.
    Ужъ алчный мечъ ево былъ въ гневе обнаженъ,
    И на враговъ ево жестоко устремленъ.

    Иль щастіе ево ему то даровало,
    Что мечъ безъ добычи въ влагалище вмещенъ,
    И въ ярости изъ нихъ никто не пораженъ.

    РАТУДА.

    Не зрели ли они меча тогда?

    АРМАНСЪ.

    Не зрели.

    РАТУДА.

    Пекитесь, что бы вы успехъ въ сей день имели!

    ЯВЛЕНІЕ V.

    АРМАНСЪ одинъ.

    Снимай желанный часъ съ народа бремена,
    И скончевай страны сей злыя времена!
    Дай небо, чтобъ жилъ Князь съ Офельей неразлучно,
    И правилъ скипетромъ своимъ благополучно!

    ЯВЛЕНІЕ VI.

    ГАМЛЕТЬ и АРМАНСЪ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Армансъ! любезный другъ! мой духъ со всемъ смущенъ!

    Чьи мысли таковы удобны быть жестоки,
    Чтобъ онъ нетронутъ былъ, когда текутъ потоки,
    Изъ предражайшихъ глазъ, возлюбленной ево?
    Жалей Армансъ, жалей ты друга своево;
    Но ахъ! не умножай моей негодной страсти:
    Я тщуся победить любовь въ моей напасти!
    Хотя любовь меня меня колеблетъ и стыдитъ;
    Но можетъ быть еще со всемъ не победитъ.
    Ахъ, Гамлетъ! ты себя напрасно величаешъ;
    Уже подъ игомъ ты ея изнемогаешъ?
    Твой разумъ естество почти превозмогло.
    О долгъ! о красота! о коль терпеть мне зло!
    Что делать? что начать? Офелья умоляетъ,
    Чтобъ я умерилъ гневъ, и слезы проливаетъ.
    Оставь меня, и дай еще мне размышлять,
    Что должно въ таковомъ мученіи начать.

    АРМАНСЪ.

    Ты горести своей вдаешся неразсудно.

    ГАМЛЕТЪ.

    ЯВЛЕНІЕ VII.

    ГАМЛЕТЪ одинъ.

    Что делать мне теперь? не знаю, что зачать.
    Легколь Офелію на веки потерять!
    Отецъ! любовница! о имена драгія!
    Вы были щастьемъ мне во времена другія.
    Днесь вы мучительны, днесь вы несносны мне;
    Предъ кемъ нибудь изъ васъ мне должно быть въ вине.
    Предъ кемъ я преступлю? вы мне равно любезны:
    Здержитеся въ очахъ моихъ потоки слезны!
    Не зрюсь способенъ быть я къ долгу своему,
    И нетъ пристанища блудящему уму

    (Хватается за шпагу.)
    Въ тебе единомъ, мечъ, надежду ощущаю,
    А праведную месть я небу поручаю.
    Постой - - - великое днесь дело предлежитъ:
    Мое сей тело часъ съ душею разделитъ.
    Отверсть ли гроба дверь, и бедствы окончати?
    Или во свете семъ еще претерпевати?

    Но что за сны сія ночь будетъ представлять!
    Умреть - - - и внити въ гробъ - - - спокойствіе прелестно;
    Но что последуетъ сну сладку? - - - неизвестно.
    Мы знаемъ, что судитъ намъ щедро Божество:
    Надежда есть, духъ бодръ; но слабо естество.
    О смерть! противный часъ! минута вселютейша!
    Последняя напасть, но всехъ напастей злейша!
    Воображеніе мучительное намъ!
    Неизреченный страхъ отважнейшимъ серцамъ!
    Единымъ именемъ твоимъ вся плоть трепещетъ.
    И отъ пристанища опять въ валы отмещетъ.
    Но есть ли бы въ бедахъ здесь жизнь была вечна;
    Ктобъ не хотелъ иметь сего покойна сна?
    И кто бы могъ снести зла щастія гоненье,
    Болезни, нищету, и сильныхъ нападенье,
    Неправосудіе безсовестныхъ судей,
    Грабежъ, обиды, гневъ, неверности друзей,
    Вліянный ядъ въ серца великихъ льсти устами?
    Когдабъ мы жили въ векъ, и скорбь жилабъ въ векъ съ нами.

    Но ахъ! во всехъ бедахъ страшна она.
    Какимъ ты естество суровствамъ подчиненно!
    Страшна - - но весь сей страхъ прейдетъ - - прейдетъ мгновенно.
    Умри! - - - но что потомъ въ нещастной сей стране,
    Подъ тяжкимъ бременемъ народъ речетъ о мне?
    Онъ скажетъ, что любовь геройство победила,
    Что я мне данну жизнь безславно окончалъ,
    И малодушіемъ токъ крови проливалъ,
    Котору за него пролить мне должно было.
    Успокоеніе! почто ты духу льстило?
    Не льзя мне умереть; исполнить надлежитъ,
    Что совести моей днесь истинна гласитъ.
    А ты отчаянну Гертруда въ мысль не впала,
    Жестокость Клавдія на тебя возстала.
    Войдемъ, и скажемъ ей, чтобъ Клавдія бреглась;
    Чтобъ только кровь однихъ тирановъ пролилась.

    Конецъ третьяго действія.

    ДѢЙСТВІЕ ІV.

    ЯВЛЕНІЕ I.



    ОФЕЛІЯ, платкомъ отирающая слезы.

    Пускай ліются слезъ изъ глазъ моихъ потоки,
    Пускай отъемлютъ жизнь болезни прежестоки,
    О место полно бедствъ! позоръ прескверныхъ делъ!
    Колико мерзостей въ тебя отецъ мой ввелъ!
    Почто отъ такова отца я родилася?
    Отъ камня лутчебы Офелія взялася.
    А ты тщеславіе, неправедная честь,
    Чтобъ выше всехъ людей себя предъ тронъ вознесть,
    Желаніе по гробъ, ненасытимой власти!
    Источникъ и вина всея моей напасти!
    Къ чему прельщала духъ Полоніевъ, къ чему?
    Коль не къ нещастію злосердно моему.
    Когда повелевать душа его желала;
    Подъ скипетромъ моимъ ту бъ славу восприяла.
    Хотяжъ бы Царскій векъ еще и дологъ былъ;
    Мой Князь и при Царе бъ ему то испросилъ.
    О отче мой! ты смерть себе приготовляешъ,
    И въ преисподнюю въ сей день себя ввергаешъ.

    Уже я не могу родителя спасти;
    Моихъ прошеній Князь уже не принимаетъ,
    Стенаніи своей любезной презираетъ;
    Не могутъ жалобы мои ево тронуть:
    Стезями теми же идетъ въ начатый путь.

    ФЛЕМИНА.

    Дай время ярости, доколе мысли люты.
    Прейдутъ сіи, прейдутъ жестокія минуты.
    Я видела, когда отъ комнатъ нашихъ шелъ,
    Какую жалость онъ въ очахъ своихъ имелъ.
    Любовникъ въ те часы, когда онъ жесточаетъ,
    Противиться во всемъ сей нежной страсти чаетъ,
    И хочетъ быти рабъ разсудка своево;
    Но тщетны мысли те! любовь сильняй всево.

    ОФЕЛІЯ.

    Не разсужденіе; но гневъ ево опасенъ,
    И можетъ бытъ что плачь мой: былъ предъ нимъ напрасенъ.
    И есть ли мой отецъ отъ Гамлетовыхъ рукъ,
    Увы! пойдетъ во гробъ; колико дастъ мне мукъ!

    Не будетъ для меня сего желанна брака,
    Не будетъ радостей, которыхъ я ждала,
    Надежды сей лишусь, въ которой я жила,
    Приятны вздохи мне все въ вздохи обратятся,
    Веселости мои въ печали претворятся.
    Но кая тщетна мысль еще меня бодритъ!
    И кая мя еще надежда веселитъ!
    Нещастный человекъ пустымъ себя прельщаетъ,
    И изъ отчаянья надежду извлекаетъ,
    Безпрочной суеты, намъ неслужащий даръ.
    Какой уже, какой въ истлевшемъ пепле жаръ!

    ФЛЕМИНА.

    Приятняй сонца светъ, когда пройдетъ ненастье,
    И слаще сладка жизнь, когда пройдетъ нещастье.
    Кто знаетъ для чево случаи таковы:
    Не для познаніяль ево - - -

    ОФЕЛІЯ.

    Увы!
    Не льсти Флемина мне ты частію иною.
    Но кое зрелище! отецъ мой предомною.

    ЯВЛЕНІЕ II.

    ОФЕЛІЯ и ПОЛОНІЙ.

    ПОЛОНІЙ.

    О дщерь! любовь мою храня,
    Хранишъ ли подлинно? достойналь ты меня?
    Скажи, ещель я дочь возлюбленну имею?

    ОФЕЛІЯ.

    Я истребить любви къ любимымъ не умею;
    Но естьли то любовь, чтобъ должность погубить;
    Такъ знай, что никово я не могу любить.

    ПОЛОНІЙ.

    Ты думаешъ, что я свой долгъ позабываю,
    И къ неполезному дщерь делу понуждаю,
    Уставы естества и светскія губя,
    И симъ безчестіе взлагаю на себя.
    Страшись и ощущай мою немилость вечну;
    Я въ ярость пременю любовь къ тебе сердечну.
    И естьли моево не хочешъ гнева несть;
    Предупреждай сей гневъ доколе время есть.

    Ахъ! ты предупреждай гневъ неба; векъ прелестенъ,
    Но ахъ! конецъ ево намъ смертнымъ не известенъ.
    Къ погибели твоей я трона не ищу,
    И на престолъ вступить безчинно не хощу.
    Помысли сверьхъ того, всель можно утаити:
    А ярость праведну не можно утолити.
    Не гневайся, что я въ разсудке такова.
    Непослушаніе, противныя слова,
    Отъ добродетельной души моей исходятъ:
    И ежели они на гневъ тебя приводятъ,
    Оставь мне, что тебе, толь дерзко говорю:
    Я должность дочери сей дерзостью творю.
    Довольно злыхъ людей Полонья отравляютъ,
    Которые тебя устами прославляютъ,
    Когда присутствуетъ беседе ихъ твой зракъ:
    И чтобъ ты ни сказалъ, они вещаютъ такъ,
    Но что вредняй льстеца самолюбиву нраву?
    Престань меня влещи въ погибельную славу,
    И не теряй минутъ престоломъ мя прельщать;

    Симъ образомъ никакъ насъ честь не возвышаетъ,
    Но добродетели въ серцахъ изкореняетъ,
    И делая единъ во славе чести видъ,
    При отвращеніи сердецъ влечетъ намъ стыдъ.

    ПОЛОНІЙ.

    Я наставленіевъ твоихъ не принимаю,
    И ужъ въ последній разъ тебе напоминаю:
    Послушна ли ты мне, послушна, или нетъ?

    ОФЕЛІЯ.

    Во всемъ; но таковый противенъ мне советъ,
    И повеленія исполнить неудобно.
    О время! ты еще Полонію способно!
    Когда тебе твоя противна стала дщерь;
    Такъ сжалься надъ собой, не надо мной теперь:
    Престань въ тиранскія ты действія мешаться,
    И срамотой его безстыдно услаждаться!
    Все люди бременемъ ево отягчены,
    И терпятъ можетъ быть для сей одной жены,
    Которая Царя ихъ прежняго супруга.

    Не сына ли ея, любима царствомъ всемъ?
    Какое мнишъ найти прибежище ты въ немъ?
    Умолкнетъ ли о васъ вражда, и гласъ народа,
    Васъ поносящія во дни сего зла года?
    Скажи мне: какъ тиранъ на Дацкій тронъ вступилъ?
    Который, ахъ! онъ день безъ казни проводилъ?
    Къ кому склонялося то серце горделиво?
    И кто имелъ ево гневъ лютый справедливо?
    И есть ли умертвитъ онъ Гамлетову мать;
    Чево скажи, чево онъ будетъ ожидать?
    Но Клавдіева часть Офелью устрашаетъ,
    Не имъ; но что она твою съ собой сплетаетъ;
    Прими мой сей советъ, для сихъ текущихъ слезъ,
    И ярость умягчи разгневанныхъ небесъ,
    Для чести онаго ково я умоляю,
    И для ради ково я слезы проливаю!
    Внемди Офеліинъ въ тоске прискорбный гласъ,
    Доколе не пришелъ незапно грозный часъ!

    ПОЛОНІЙ.


    И медлила хотя вся кровь во мне кипела.
    Когда пренебрегла ты всю мою пріязнь,
    Ты мне не дочь, въ сей день приимешъ люту казнь.
    Я больше не могу преступницы жалети:
    Страшись и трепещи, приходитъ часъ умрети!
    Въ сей: день забудешъ ты число отцовыхъ злобъ.
    Въ сей день забудешъ все..., въ сей день ты снидешъ въ гробъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Благословенъ сей день, въ который умираю,
    Я въ добродетели животъ окончеваю.
    Возми сію ты жизнь, котору ты мне далъ,
    И бремя то снимай, которо налагалъ.
    А вы, о небеса! мой духъ восприимайте,
    И симъ ево грехомъ, грехи ево скончайте!

    ЯВЛЕНІЕ III.

    ПОЛОНІЙ, ОФЕЛІЯ и КЛАВДІЙ.

    ПОЛОНІЙ.

    Я милости твои, о Царь мой, погубилъ,
    Не щастіемъ, что дочь такую я родилъ:

    Но милость мне твоя, всево, что есть, дороже:
    Не давъ подъ власть твою Офельину красу,
    Я кровь ея тебе на жертву принесу.

    КЛАВДІЙ.

    Ты таковую честь, Офелья презираешъ?
    Престола знать еще ты сладости не знаешъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Когда меня отецъ сей славой не прельстилъ,
    И въ младости познать кончину осудилъ;
    Я смерти своея смиренно ожидаю,
    Я тронъ твой и съ тобой мерзя уничтожаю.

    ПОЛОНІЙ.

    Не буди, государь, симъ словомъ прогневленъ;
    Она ужъ суждена, и судъ надъ ней свершенъ.
    Погибнетъ скоро сей рукой безчеловечно,
    Подъ остротой меча закроетъ очи вечно.
    Но что бы былъ ты сытъ Полоній злостью сей,
    Имей ты львовый гневъ днесъ къ дочери своей.
    Будь твердъ, чтобъ глазъ твоихъ она не отвращала,

    Смотри безъ жалости, какъ станетъ умирать,
    И испуская духъ томиться и страдать.

    КЛАВДІЙ.

    Будь твердъ, не пременись Полоній, въ семъ обете.
    О правосудіе неслыханное въ свете!
    Единородну дщерь свою не пощадить;
    Коль предъ Царемъ дерзнула преступить!

    ПОЛОНІЙ.

    Намъ должно исправлять противящися нравы:
    Когда не сокращать людей, на что уставы?

    КЛАВДІЙ.

    Коль то ты предприялъ, такъ умертви скоряй;
    Ждать смерти при конце есть самой смерти зляй.

    ПОЛОНІЙ.

    Свидетельствовать смерть преступницы довлеетъ.
    Мы симъ дадимъ примеръ, что Клавдій не жалеетъ,
    За преслушаніе на свете ни ково,
    И крови не щадитъ Полонья самово.
    А я дамъ симъ примеръ, коль рабъ прямой послушенъ

    О мерзость! - - - какъ тебя еще я, нареку!
    Я душу изъ тебя съ мученьемъ извлеку.
    Пойдемъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Къ тебе взвожу, всещедро небо, руки!
    Не дай мне чувствовать сей долго страшной муки.

    ЯВЛЕНІЕ IV.

    ОФЕЛІЯ одна.

    Оставили меня: не знаю для чево.
    Не здесь ли буду ждать мученья своево?
    Вотъ какова моя нещастлива судбина!
    Дщерь знатнаго отца, невеста Царска сына,
    Великолепіе, богатство, красоту,
    И все что делало приятной суету,
    Въ единъ теперь я мигъ на веки погубляю.
    Но все то, что ни есть, въ пристанище теряю.
    Тогда, когда мой Князь на свой восходитъ тронъ,
    Все щастіе, вся жизнь, минуется какъ сонъ.
    Тень радостей въ любви! почто ты мне коснулась?

    Когда, ты небо мне судило въ свете быть;
    Почто такимъ отцомъ мя было въ светъ пустить?
    Другой бы мой омылъ гробъ горькими слезами,
    А сей отъемлетъ жизнь своими, ахъ! руками.
    Прости страна и градъ рожденья моево!
    Освобождайтеся отъ ига своево;
    Чертоги, где росла! нещастныя чертоги!
    Простите навсегда! А вамъ напасти строги,
    Въ последній мне сей день, готовится конецъ;
    Надежда подданныхъ приемлетъ свой венецъ,
    Но я, мой Князь, тебя, куды иду, оттуду,
    Въ порфире, и венце и въ славе зреть не буду,
    Прости дражайшій Князь! - - -

    ЯВЛЕНІЕ V.

    ОФЕЛІЯ и СТРАЖИ.

    НАЧАЛЬНИКЪ СТРАЖИ.

    Я долженъ то сказать! - - -
    Полоній далъ приказъ тебя подъ стражу взять;
    Такъ Клавдій повелелъ.

    Я повинуюсь власти.
    О небо! окончай скоряй мои напасти.

    Конецъ четвертаго действія.

    ДѢЙСТВІЕ V.

    ЯВЛЕНІЕ I.

    КЛАВДІЙ и ПОЛОНІЙ.

    ПОЛОНІЙ.

    Нашъ вымыслъ действія начало восприялъ:
    Я пятьдесятъ твоихъ рабовъ къ тому избралъ,
    Которымъ велено, чтобъ Гамлета сразили,
    И Клавдіеву власть сей смертью утвердили.
    Я казнь сію внушилъ имъ общества добромъ,
    Къ убйствію склонивъ сихъ воиновъ сребромъ.
    Лукавство наше ихъ къ тому не возманило,
    Доколе имъ сребро очей не ослепило,
    И не разжгло сердецъ воюющихъ съ тобой,
    На злобу къ стороне отъ Клавдія другой.
    За Гамлетомъ убить имъ велено Гертруду?
    Сокровище приявъ, они готовы всюду.

    Страшатся только, чтобъ народъ ихъ не побилъ.
    Но что намъ въ пагубе нещастныхъ сихъ печали?
    Лишъ толькобъ дело то исправно докончали.
    Еще закроются симъ оныя дела,
    Которы совершить насъ нужда привела.
    И есть ли государь тебе донесть я смею,
    Какое я еще намеренье имею:
    Когда они дойдутъ до нашего суда,
    Льзя способъ намъ сыскать и ихъ послать туда,
    Куды они враговъ опасныхъ намъ низринутъ.
    И тако таинства на свете не покинутъ:
    Армансъ съ Ратудою оружьемъ ихъ падутъ,
    Надъ дщерью моей уже свершился судъ:
    Симъ тайна въ вечное молчанье пренесется.

    КЛАВДІЙ.

    Мой тронъ на камени претвердомъ остается.
    Для привлеченія спокойствія серцамъ,
    Последуемъ всему, что къ пользе служитъ намъ.
    Но дщерь твоя когда прииметъ мзду достойну?

    Прелестна красотой, любима царствомъ симъ,
    Горда противъ Царя, склонна врагамъ моимъ,
    На смерть поносную отцомъ своимъ влачима,
    И можетъ быть давно ужъ Гамлетомъ любима.
    Кто знаетъ, что она по смерти ихъ зачнетъ;
    Когда она свое непослушанье чтетъ,
    И добродетелью преступокъ называетъ.
    Какихъ Полоній действъ отъ дщери ожидаетъ?

    ПОЛОНІЙ.

    Не сетуй государь! она умретъ въ сей часъ,
    И воинамъ ужъ данъ Полоніевъ приказъ,
    Привесть ея сюды. Но чтобъ уже сказала
    Она то таинство, которое познала,
    Того не можетъ быть: сколь дочь моя горда,
    Столь въ сохраненіи химеры сей тверда,
    Котору честностью безумство называетъ,
    И ей отдавшись въ пленъ, въ ней Бога почитаетъ;
    Но что бы слабости ей, въ серце не пустить,
    Конечно надлежитъ скоряе умертвить.

    ЯВЛЕНІЕ II.

    ТѢ ЖЕ, ОФЕЛІЯ и СТРАЖИ.

    ПОЛОНІЙ.

    Вы воины смотрите
    Позорище сіе, и въ немъ примеръ возмите,
    О правосудіи народу возвестить,
    Которо надъ собой я вамъ хочу явить.
    Единородна дочь моя въ преступокъ впала:
    Она владетелю досаду доказала,
    Непослушаніемъ уставъ пренебрегла,
    И милости ево упорствомъ воздала.
    Ни леты, ни краса, въ которыхъ процветала,
    Ни безпорочна жизнь, въ которой пребывала,
    Въ семъ преступленіи явившаясь теперь,
    Не могутъ спасть ея, хоть мне она и дщерь,
    И умерщвляется отцовыми руками.
    Я истинну одну имею предъ очами.
    Но вместо площади ей Царь чертогъ свой далъ,
    И совершити казнь отца ея избралъ;

    А правосудіе повсюдубъ наблюдалось.
    Сію едину онъ мне милость сотворилъ:
    Иныя отъ нево Полоній не просилъ.
    Вянь, вянь преступница въ своемъ ты лучшемъ цвете!
    Предшествуй истинна, всему, что есть на свете.

    ЯВЛЕНІЕ III.

    ТѢ ЖЕ и еще ВОИНЪ.

    ВОИНЪ.

    Сей замокъ, государь, народомъ весь объятъ,
    И люди отовсехъ сторонъ къ нему летятъ:
    Младыя, старики, и женскій полъ, и чада,
    Все, словомъ, жители сего престольна града,
    Къ стенамъ чертоговъ сихъ безъ памяти бегутъ,
    И со стенаніемъ согласно вопиютъ:
    Ищите воины злодеевъ сихъ ищите,
    Кемъ Гамлетъ пораженъ, и смерть ево отмстите - -

    ОФЕЛІЯ.

    Увы!

    КЛАВДІЙ.

    Нещастный Князь!

    Ступай къ народу Царь!
    Уйми толикое смущенье государь!
    Я здесь остануся со дщерію моею,
    А ты представь себя убійцамъ судіею,
    И правосудіе свое предвозвести.

    ЯВЛЕНIЕ IV.

    ПОЛОНІЙ, ОФЕЛІЯ и ВОИНЫ, которые ея привели.

    ОФЕЛІЯ.

    И Гамлета ужъ нетъ! прости мой Князь! прости!
    О злоба! что еще въ сей день ты сотворила!
    Почто тебя я Князь во гробъ не предварила?
    Иль ахъ! чтобъ дня сего, сей часъ мне горьче былъ?
    О градъ! ты всю свою надежду погубилъ!

    ПОЛОНІЙ.

    Со удивленіемъ слова твои внимаю. - - -

    ОФЕЛІЯ.

    Рази, я умереть теперь уже желаю.
    Рази, какъ ты Царя нещастна поразилъ.
    И знай, что сынъ ево Офелію любилъ,

    Усугубляй свой гневъ, и вырви духъ мой злобно!

    ПОЛОНІЙ.

    Теперь открыла ты мне все свои дела.
    Какой ты кровь моя мне плодъ произвела!
    Умри - - -

    (Стремится заколоть дочь свою; но въ самое то время входитъ Гамлетъ съ Армансомъ и съ воинами, и вырываетъ мечъ изъ рукъ ево.)

    ГАМЛЕТЪ.

    Ужъ никому твоя невредна злоба,
    Не ей, тебе тиранъ отверсты двери гроба.
    Уже народныя низпали бремена,
    Когда ты страшенъ былъ, скончались времена.
    Пади подъ остротой меча сего - - -

    ОФЕЛІЯ бросясь къ Гамлету.

    Жестокой!
    Онъ мне отецъ.

    ПОЛОНІЙ Гамлету.

    Всходи взносись на тронъ высокой,
    Когда тебе твоя неправда помогла,
    И дерзостны серца противъ Царя зажгла.

    Отцовой кровію, и крови сей напейся.

    ГАМЛЕТЪ Офеліи.

    Дай казнь мне совершить.

    ОФЕЛІЯ.

    Ахъ! сжалься надо мной.

    ГАМЛЕТЪ.

    По таковыхъ делахъ, онъ не родитель твой.

    ОФЕЛІЯ.

    Я, Князь, злодея въ немъ какъ ты уничтожаю;
    Однако въ немъ отца люблю и почитаю.

    ГАМЛЕТЪ.

    Сей варваръ моево родителя убилъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Но Гамлетъ, онъ твою возлюбленну родилъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Любезныя глаза! вы весь мой духъ мутите! - - -
    Подъ стражу воины убійцу поведите.
    Ступай тиранъ, и жди себе достойной мзды.

    ПОЛОНІЙ.

    ЯВЛЕНІЕ V.

    ГАМЛЕТЪ, ОФЕЛІЯ и АРМАНСЪ.

    ОФЕЛІЯ.

    Могуль я испросить родителю прощенье?
    Тебе легко, мой Князь, скончать мое мученье!
    Довольно я и такъ въ смятеніи жила,
    Довольно горькихъ слезъ въ стенаніи лила.
    Не презри горестна прошенія любезной.
    Скончай сурову часть моей ты жизни слезной!
    Ты хочешъ острый мечь на кровь мою поднять.
    Или тебе не жаль Офелью потерять?
    Въ какой ты горести мя Гамлетъ оставляешъ!
    Ты самъ меня, мой Князь, съ тобою разлучаешъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Удобно ли простить злодея такова?

    ОФЕЛІЯ.

    Такъ знать не трогаютъ тебя мои слова?
    Или ты мщеніе любви предпочитаешъ? - - -
    Ты очи отъ меня во гневе отвращаешъ!

    Я тщуся быть твоей, ты быть не хочешъ мой,
    И смотришъ на меня стенящую спокойно:
    Знать серце быть мое твоимъ ужъ не достойно.
    Я дщерь не Царская, а твой отецъ былъ Царь,
    Офелія раба, а ты мой Государь;
    Но я тебя любя, прельщалася не саномъ:
    Надежда сладкая! ты стала мне обманомъ!
    Когда ты бедности въ стране сей Князь терпелъ,
    Когда ты никакой надежды не имелъ
    Взойти на тронъ, где злобъ тогда жилище было,
    Такъ серце и тогда мое тебя любило.
    Коль много разъ мои ты слезы отиралъ,
    Которы ты своимъ нещастьемъ извлекалъ,
    Какъ мы супружества, котораго желали,
    Во граде семъ иметь уже не уповали!
    Ты былъ отечество свое покинуть радъ,
    И убежать со мной въ какой незнатный градъ.
    Хоть въ самый дальный край пространныя вселенной,
    И жить въ убожестве въ любви уединенной,

    Где делися вы те драгія времена?
    Вы въ горестяхъ, въ слезахъ, еще мне сладки были,
    И безмятежну жизнь нещастливымъ сулили.
    А днесь, когда беретъ любовникъ мой венецъ,
    Пріятнымъ мыслямъ всемъ приходитъ, ахъ! конецъ,
    За что ты пременилъ те мысли въ мысли люты?
    Ахъ! вспомни, вспомни те толь сладкія минуты!
    Когда я при тебе въ уныніи была,
    Уныніемъ однимъ тронуть тебя могла.
    Ты часто цаловалъ Офеліины руки,
    И лаской скончевалъ мои малейши муки.
    Ты свой покой въ моемъ покое почиталъ;
    Ахъ, Князь! каковъ ты былъ! и ахъ! каковъ ты сталъ!
    Уже не чувствуешъ любезной огорченья,
    И становишся самъ виной ея мученья.
    Жалей меня, жалей, не дай мне умереть!

    ГАМЛЕТЪ.

    О небо! какъ посемъ на гробъ отцовъ воззреть,
    Когда Офелію отъ горести избавлю,

    Стенящая душа, остатокъ естества,
    Просяща мщенія, предъ трономъ божества,
    Родительская тень! я думаю, что ныне
    Ты зришъ себе врага въ своемъ любезномъ сыне,
    Колеблющагося въ жару любви стеня,
    И мной гнушается! взирая на меня.
    Когда я симъ тебя мой отче прогневляю,
    И должности своей уставъ пренебрегаю,
    Оставь мою вину! когдабъ я не любилъ,
    Я бъ должность наблюдалъ и безпороченъ былъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Что ты любезной жизнь оставить помышляешъ,
    Не праведно сіе порокомъ называешъ.
    И есть либъ ты отца сей мыслію гневилъ,
    Каковъ бы онъ суровъ въ той новой жизни былъ,
    Изъ той жизни, где суетъ и злобы не бываетъ,
    И где тщеславіе людей не ослепляетъ,
    Где царствуетъ покой, и истинна живетъ,
    И время въ тишине изъ вечности плыветъ.

    Но кровь его, но кровь въ чертогахъ сихъ пылаетъ,
    И на отмщеніе мой духъ возпламеняетъ,
    О Гамлетъ! совершай, что долгъ тебе велитъ!
    Не впрямъ ли мне того Офелья не проститъ!

    ОФЕЛІЯ.

    Когда ты совершишъ намереніе грозно,
    Тогда моимъ опять любовникомъ быть позно.
    Тогда моя на векъ надежда пропадетъ,
    И ужъ меня ни что съ тобой не сопряжетъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Инъ духъ страдай! воздамъ достойну плату злобе,
    И возврачю покой потерянный во гробе.

    (Хочетъ уйти.)

    ОФЕЛІЯ.

    (Удерживаетъ ево, и становится на колени.)

    Все слабости мои открылись предъ тобой,
    Изнемогаетъ духъ, темнеетъ разумъ мой.
    Я не могу сихъ думъ толь горестныхъ терпети,
    И не могу при нихъ спокойно умерети.

    Воображеніе ужасно мя разитъ.
    Когда ты о себе уже не сожалеешъ;
    Какую обо мне ты мысль теперь имеешъ?
    Иль хочешъ взоръ закрыть, о мне не вспомянувъ,
    И духъ свой испустить, о мне не воздохнувъ?
    Но мня, что памяти и вздоховъ я достойна,
    Вообрази себе, какъ буду безпокойна!
    Сего ли для ты жизнь нещастныя продлилъ,
    Чтобъ ты свирепяе мя съ нею разлучилъ,
    Чтобъ я лютейшее терзаніе вкусила,
    И очи, ахъ! въ тоске несносной затворила?
    Какое бедство я стране сей приключю!
    Все радости въ тебе народны помрачю.
    Никто уже меня безъ злобы не вспомянетъ,
    Коль изъ любви моей толь вредный громъ здесь грянетъ.
    Когда надъ серцемъ я твоимъ имею власть;
    Яви любезный Князь, яви мне ону страсть!
    Иль на Полонія железомъ изощреннымъ,
    Дай прежде смерть вкусить тобою чувствамъ пленнымъ!

    И проколи сперьва Офеліину грудь!

    ГАМЛЕТЪ.

    Владычествуй любовь, когда твоя днесь сила,
    И разсужденіе и духъ мой покорила!
    Востань Офелія! ты власть свою нашла!
    Отри свои глаза! напасть твоя прешла.

    ОФЕЛІЯ воставъ.

    Преобращайся плачъ ты въ радости и смехи!
    Мой Князь меня вознесъ на самый верьхъ утехи.
    Не привиденіель, не сонъ ли мне сіе?
    И подлинноль прешло все бедствіе мое?
    Прешло - - - и прервались те тяжкія оковы,
    Что были разлучитъ съ душой меня готовы.
    Въ веселіи тебе и щедрымъ небесамъ,
    Дражайшій Князь! какой я мздою то воздамъ?
    По утишеніижъ моихъ напастей многихъ,
    Скажи мне, какъ скончалъ ты дни временъ толь строгихъ,
    И какъ ты удержалъ своихъ судбину бедъ?
    Ужъ весть была, что, ахъ! тебя на свете нетъ.

    ГАМЛЕТЪ.

    Все здешне жительство на помощъ мне предстало,
    Уже едва не весь известенъ городъ былъ,
    Какъ мой отецъ, ихъ Царь, животъ свой погубилъ,
    Которыя о томъ и знали и не знали,
    Единодушно все на тронъ меня желали.
    Но Клавдій знать уже меня подозревалъ;
    Полоній пятьдесятъ разбойниковъ избралъ:
    Я именемъ другимъ назвать ихъ не умею,
    Чтобъ имъ меня убить и съ матерью моею,
    Прибыткомъ алчущихъ удобно ослепить.
    Жестокія серца легко ко злу склонить.
    Спасая мать свою, доколь поверту злобу,
    Я ввелъ ея во храмъ къ родительскому гробу,
    Ей тамо камень сей слезами омывать,
    И силу вышнюю на помощь призывать,
    Во ожиданіи, въ надежде сей, доколь
    Не будетъ сына зреть седяща на престоле,
    И какъ я отъ нея пошелъ сюды назадъ,

    Разбойники ко мне съ стремленіемъ бежали,
    Ихъ острыя мечи какъ молніи сверкали,
    Но лишъ съ Армансомъ мы оружье извлекли,
    Они покинувъ насъ, во все страны текли:
    Знать имъ возмнилося, что насъ во храме много:
    Увидяжъ только двухъ, опять напали строго.
    Противъ нападковъ ихъ мы стали во вратахъ,
    И защищалися пренебрегая страхъ.
    Боязнь въ случаяхъ сихъ уже не помогаетъ;
    Лишъ только помощи последнія лишаетъ.
    Мы неку часть изъ нихъ повергли предъ собой.
    И началъ слышиться во граде голосъ мой,
    Чтобъ помощъ дали намъ къ спасенію Гертруды,
    И что я гибну самъ: народъ бежалъ отвсюды.
    Намеренье свое по нужде пременя,
    Разсыпалися все злодеи отъ меня;
    Но множествомъ мечей все пораженны стали,
    Одни изранены, другія мертвы пали.
    И какъ пришелъ всему желанный граду часъ,

    Кто близко былъ меня, тотъ радостію таялъ;
    А кто меня не зрелъ, тотъ мертва быти чаялъ:
    И тако въ далеке былъ страшный слышенъ стонъ.
    А я въ домъ Царскій шелъ со тьмою оборонъ.
    Разбойники мне все злодейство разсказали,
    Которыя въ крови межъ мертвыхъ умирали.
    Я душу яростью наполнену имелъ,
    И съ нетерпеніемъ, во многолюдстве шелъ,
    Явить мучителямъ, достойну имъ судьбину,
    И что владыки ихъ исполнить должно силу.
    Тиранъ по лествице въ низъ замка низходилъ,
    И въ лицемеріи, увы! мой Князь! вопилъ;
    Но усмотревъ въ руке моей железо наго,
    Не къ радости позналъ быть Гамлета живаго,
    И обратясъ въ свои чертоги утекалъ,
    Где суетно себе убежища искалъ,
    Отъ страха смертнаго во все углы метался,
    И палъ подъ симъ мечемъ; токъ крови проливался.
    О возвращеніи во храмъ молясь моемъ,

    Гражданство, воинство, мя съ нею ожидаютъ,
    И съ скипетромъ въ рукахъ узреть меня желаютъ.
    Пойдемъ, Офелія, пойдемъ не медля къ нимъ,
    И съ ними небесамъ молитвы воздадимъ.

    ЯВЛЕНІЕ ПОСЛѢДНЕЕ.

    ТѢ ЖЕ и ВОИНЪ.

    ВОИНЪ.

    Полоній, государь, подъ стражею скончался.

    ОФЕЛІЯ.

    Ахъ!

    Знать, что казни онъ достойной убоялся,
    И убоявшися себе убійцомъ сталъ.
    Скажи мне, какъ онъ жизнь мучительску скончалъ?

    ВОИНЪ.


    Онъ грозными на насъ металъ свой взоръ глазами,
    И въ изступленіи предъ нами походивъ,
    Сказалъ: когда вашъ Князь уже остался живъ,
    Напрасно дочь моя тамъ проситъ и стонаетъ.

    Я не хочу отъ нихъ щедроты никакой,
    И ихъ владетельми не ставлю надъ собой,
    Скажите имъ, что я о томъ лишъ сожалею,
    Что больше погубить ихъ силы не имею,

    Скрежещущъ палъ, и духъ во злобе изпустилъ.

    ОФЕЛІЯ.

    Я все исполнила, что дщери надлежало:
    Ты само небо днесь Полонья покарало!

    Я чту судьбы твои! твой гневъ есть справедливъ!
    Ступай мой Князь во храмъ, яви себя въ народе,
    А я пойду отдать последній долгъ природе.

    Конецъ трагедіи.