Рогоносец по воображению

Викул, дворянин.
Хавронья, жена его.
Флориза, бедная служанка.
Касандр, граф.
Дворецкий.
Ниса, служанка Хавроньина.
Егерь графа Касандра. 

Чей-то к нам прислан егерь; конечно, к нам гости будут, а барин еще почивает. Обыкновенно это, что те мужья долго с постели не встают, которые очень нежно своих жен любят; а нашим старикам, кажется, это уже и не под лета. 

Егерь. У себя ли, девушка, господин ваш?

Ниса. Он еще в постеле. Да от кого ты прислан и зачем?

Егерь. К кому я прислан, тому я и скажу, от кого я прислан и зачем.

Ниса. Фу, батька, какой спесивый!

Егерь. Фу, матка, какая любопытная.

Егерь. А ты, душенька, так хороша, что я едаких хорошеньких мало видал. Знаешь ли ты, девушка, что я в тебя смертно влюбился.

Ниса. Перестань же балагурить-то.

Егерь. Какое балагурство! Ежели это ложь, так ты повесь меня.

Ниса. Пора мне идти к барам, скоро барыня встанет. Так что же мне о тебе сказать?

Егерь. Скажи, что прислан егерь от графа Касандра. 

О, незапная рана! О Купидон! Цельно ты трафишь: ты меня искуснее и проворнее во стрельбе! И ежели бы все егери во стрелянии тебе подобны были, так бы в один год не осталося ни одного кулика и ни одного дрозда на свете. 

Викул. Что ты, друг мой?

Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему сия... к вашему превосхо... к вашему высоко... Какого, сударь, вы чина?

Викул. Что тебе, братец, до моего чина? Какого ни есть.

Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему высокоблаго... Вить вы, сударь, имеете майорский чин?

Викул. Нет, братец.

Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему благоро... Да вить вы, сударь, дворянин?

Викул. Хотя и не богатый... Да зачем и от кого ты прислан?

Егерь. Я прислан от графа Касандра к вашему здоровью. Граф приказал вам нижайший отдать поклон. (Кланяется в

Викул. Это уж очень низко.

Егерь. Нижайшего поклона ничего нет ниже. А что всенижайший поклон, этого я уже и не понимаю.

Викул. Что тебе еще приказано?

Егерь. Также и сожите... также и супру... Как, сударь, деревенских дворян жены титулуются?

Викул. Титулуй как хочешь. Да что графу до моей жены?

Егерь. То дело, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение.

Викул. Да он ее и не знает.

Егерь. Он сосед ваш, так ему известно имя вашей сожите... супру... ну как ни есть.

Викул. Почему известно?

Егерь. Потому что она здешняя помещица.

Викул. Нет, братец, помещик я, а не она. А ей принадлежит только седьмая часть из недвижимого моего имения. И то еще тогда достанется ей, ежели она меня переживет.

Егерь. Мне приказано и ей отдать нижайший поклон.

Викул. Хорошо, друг мой, я ей этот поклон отнесу.

Егерь. Вы, сударь, человек не молодой, так вам надобно спины поберегать. Я думаю, что вы ненастье чувствуете?

Викул. Говори, друг мой, то, зачем ты прислан, покороче.

Егерь. Граф Касандр, ездив со псовою охотою, к вам на перепутье будет. Викул. Милости прошу. Кланяйся его сиятельству. 

Не за тем ли уже граф ко мне хочет пожаловати, чтобы за женою моею поволочиться? Мне это не очень полезно. А ты, граф, на чужое добро напрасно зубы скалишь, за эту честь я, ваше сиятельство, покорно благодарствую. 

Хавронья. Какого это енарала адъютант у нас был?

Викул. Не адъютант, егерь был. По-нашему, слуга, который стреляет ходя птиц.

Хавронья. Какой слуга; весь в прозументах.

Викул. Ныне у господ такой манер. Это был егерь от графа Касандра: его сиятельство к нам заехать изволит.

Хавронья. Его сиятельство!

Викул. А что? Разве он тебе знаком?

Хавронья. Да я его высокой милости, покуль душа в теле, не позабуду. И коли бы он такую мне многогрешной показал отеческую милость и велел бы маляру красками написать персону свою, я бы ее у себя поставила пред кроватью и не спустила бы с нее глаз.

Викул (особливо). Как будто слышало это мое сердце! Да почему ты знаешь его и какую сделал он тебе милость?

Хавронья. А вот, сердечушко, я тебе донесу. Как я нынешнею зимою была без тебя в Москве, так расхвалили мне какую-то интермецию и уговорили меня туда съездить. Бывает и на старуху проруха. Поехала, вошла я в залу, заиграли и на скрипицах, и на гобоях, и на клевикортах; вышли какие-то и почали всякую всячину говорить, и уж махали, махали руками, как самые куклы; потом вышел какой-то, а к нему какую-то на цепи привели женщину, у которой он просил не знаю какого письма, а она отвечала, что она его изодрала; вышла, ему подали золоченый кубок, а с каким напитком, этого я не знаю; этот кубок отослал он к ней, и все было хорошо; потом какой-то еще пришел, поговорили немного, и что-то на него нашло; как он, батька, закричит, шапка с него полетела, а он и почал метаться, как угорелая кошка, да выняв нож, как прыснул себя, так я и обмерла. А граф этот, сидя тогда со мною в одном чулане и разговорився прежде еще интермедии, что я его соседка, меня тогда мунгальской водкой, как я от страха обмерла, от смерти избавил.

Викул. А хорош граф-ат?

Хавронья. Такой пригожий, преузорочный и обходительной, что вось табе.

Викул. Жена! хотя бы ты его и поменьше хвалила.

Хавронья. Как не хвалить! Да едакой молодец и старикам не в память.

Викул. Жена! Мне это не по нутру.

Хавронья. И! моя ласточка! Уже не ревнуешь ли ты к нему? Да я тобя и на Бову королевича не променяю.

Викул. Жена! Не знаю, что меня по коже подирает! Пойти да полежать.

За милость его высоко-реис-графского сиятельства надобно его получше угостить; для милого дружка и сережка из ушка. Дворецкий! 

Хавронья. Есть ли у нас свиные ноги?

Дворецкий. Имеются, сударыня.

Хавронья. Вели же ты сварити их со сметаной да с хреном, да вели начинить желудок, да чтобы его зашили шелком, а не нитками. Да вели кашу размазню сделать...

Дворецкий. В горшке прикажешь, барыня-государыня, или на блюде?

Хавронья. В горшечке, да в муравленом, и покройте его веницейскою тарелкой; с морковью пироги, пирожки с солеными груздями, левашники с сушеною малиной, фрукасе из свинины с черносливом, французский пирог из подрукавной муки, а начинка из брусничной пастилы. Да есть ли у нас калужское тесто?

Дворецкий. Имеется.

Хавронья. А сверх того сам прикажи, что варить, жарить, печь, только бы всего было довольно. Салат подай не с конопляным, да с ореховым маслом.

Дворецкий. Знатные господа больше к салату деревянное масло употребляют: так не прикажите ли лучше к салату лампатнова положить масла?

Хавронья. Фу, батька! вить я не басурманка! А после кушанья поставьте стручков, бобов, моркови, репы да огурцов и свежих, и свежепросольных, а кофе подавайте с сахаром, а не с патокою. Исправь же все как надобно, да пошли на базар купить золоченых пряников, да паутины вели обместь, а двери-то вели подмазать, чтобы не скрипели, да людей вели накормить.

Дворецкий. Этого, боярыня государыня, не водится, это старая мода. Прежде сего и лошадей гостиных кармливали, а ныне и людей не кормят.

Хавронья. Накорми и людей, и лошадей его сиятельства; все бы так было, как тебе приказано.

Дворецкий. Наше дело, сударыня. Все будет исправно. 

Ниса. Дворецкий приказывает сорок ради стола вашего блюд заготовить. А Флориза, отменив то, только двенадцать блюд изготовите приказала: я-де лучше знаю это учредить. А вам известно, что она выросла, воспитана в Петербурге. Так не прикажете ли быть по ее нашему пиру, чтобы не обесчеститься? А она на людях выросла. Хавронья. Как этого лучше! 

Хавронья. Вступися, матка, в наше спасенье.

Флориза. Хорошо, сударыня, я уже все и приказала, а сверх того сама за всем посмотрю. Хавронья. А я пойду да подтвержу им. 

Флориза. Что ты так весела, Ниса?

Ниса. А ты, матушка, что так печальна?

Флориза. Коли ты меня веселою видишь?

Ниса. А севодни ты отменно печальна.

Флориза. Когда другие веселятся или ко приятному препровождению времени изготовляются, тогда я обыкновенно печальнее, воображая себе, что меня судьбина к бедности и к унынию произвела на свет.

Ниса. Может быти, что твоя жизнь и пременится когда-нибудь.

Флориза. Не к тому клонится.

Ниса. Еще ты молода; так может быть, выйдешь за такого мужа, который все твои нынешние грусти превратит в веселость.

Флориза. Достойного жениха скудной или, лучше сказать, неимущей девке трудно иметь: скудный и достойный меня не возьмет, а за недостойного богача я не пойду.

Ниса. А может быть, будет у тебя муж и умен, и хорош, и богат.

Ниса. Да ты все достоинства имеешь: ты прекрасна, умна, хорошего поведения, молода, покойными родителями воспитана благородно, знаешь то учение, какое благородным девушкам пристойно, читательница книг...

Флориза. Пускай бы это все во мне было, да я первого достоинства -- приданого не имею.

Ниса. Что это слово приданое точно знаменует? И для чего достаток невесты так зовется?

Флориза. Придача к человеку. Однако по большей части не деньги и не имение к человеку придается, да человек придается к имению и деньгам, а об этом рассуждая, льзя ли мне когда не печальною быть? Вот моя задумчивость. А ты отчего так весела сегодня?

Ниса. А я сегодня весела, что получила надежду выбиться изо здешнего жилища. Вить вы, сударыня, слыхали от меня, как я сюда в дом попалася?

Флориза. Слыхала, только я, право, обстоятельно не помню.

Ниса. Я во здешний дом досталась по наследству после покойной Викуловой сестры. Выросла я в Москве, а ныне должна я, донашивая оставшее свое платье, жить по-деревенски и слышати только о сене, о жнитве, о умолоте, о курах, о утках, о гусях, о баранах и, заедая свой век, должно еще ожидати такого жениха, который будет говорить: чаво табе, сердецус-ко, издать? байста со мной -- и другие подобные этому крестьянские речи. Да и сами-то мелкие дворяне несносны. Я не о всех говорю; есть довольно и хороших между ими людей. А по некоторой части дуются, как лягушки, и думают только о своем благородстве, которое им по одному имени известно, и чают о своих крестьянах то, что они от бога господам на поругание себе созданы. Нет несноснее той твари, которая одной тенью благородного имени величается и которая, сидя возле квашни, окружена служителями в лаптях и кушаках и служительницами босыми и в сарафанах, боярским возносится титлом.

Флориза. Да какую ты имеешь надежду выйти из этого дома?

Ниса. Присланный егерь от графа Касандра в меня влюбился.

Флориза. Как тебе, Ниса, не стыдно! Какою ты слабою надеждою увеселяешься!

Ниса. Не отнимай ее у меня; пускай она меня хоть пустым повеселит.

Флориза. А я надежды и во сновидении не вижу. 

Хавронья. Фу, батька! Как ты Бога не боишься? Какие тебе на старости пришли мысли; как это сказати людям, так они нахохочутся! кстати ли ты это вздумал.

Викул. Как того не опасаться, что с другими бывает людьми.

Хавронья. Я уже баба не молодая, так чего табе опасаться.

Викул. Да есть пословица, что гром-ат гремит не всегда из небесной тучи, да иногда и из навозной кучи.

Хавронья. Типун бы табе на язык; какая навозная у табя я куча?

Викул. Жена, держи это про себя.

Хавронья. Чаво про себя? Это стыд да сором.

Викул. Не болтай же, мое сокровище, алмазной мой камышек.

Хавронья. Да это нехорошо, вишневая моя ягодка.

Викул. Жена, перестань же.

Хавронья. Поцелуй же меня, сильный могучий богатырь.

Викул. Поцелуемся, подсолнечная моя звездочка.

Хавронья. Будь же повеселее и так светел, как новый месяц; да не ревнуй же.

Викул. Жена, кто говорит о ревности.

Хавронья. Что это меня прорвало! Да полно, конь о четырех ногах, да и тот спотыкается, а я баба безграмотная, так как не промолвиться.

Викул. Да ты не в слове, да в деле промолвилася.

Хавронья. Я батька, деревенская, и не знаю, что слово, что дело.

Викул. Дело больше, а слово меньше.

Хавронья. А я думала, что слово больше, а дело меньше. Мне это подьячий сказывал, бывший лет пятьдесят во сыскном приказе.

Викул. Не то ты поешь и только бредишь.

Хавронья. Я впредь о твоей к сабе ревности ко графу Касандру не скажу ни полуслова.

Викул. Дурища, с ума ты сошла: кто тебе о графе Касандре говорит?

Хавронья. Ты баешь... ахти! Вить я и вправду заболталась. Викул. Теперь уже что хочешь, то ври.

Флориза. Под лета ли уже, сударь, ей любиться с другими, а вам ревновати к ней. Викул. Любовь лет не исчисляет. 

Дворецкий. Его высокорейсграфское сиятельство, высокопочтеннейший и высокопревосходительнейший граф ехать изволит.

Хавронья. Выйдем мы к воротам.

Викул. Довольно и с крыльца сойти. Едаков ей граф-ат! (Особливо.) 

Флориза. У тебя, Ниса, ушки смеются.

Ниса. Не таюся, правда ваша.

Флориза. А как гости-то поедут, так ушки твои плакать станут.

Ниса. Либо дело будет и не так.

Флориза. Я желаю, чтобы твоя надежда тебя не обманула; ты ведаешь, как я тебя люблю и что я во здешний дом больше ради тебя приезжаю.

Ниса. А я бы в Москве тебя, матушка, сватати стала.

Флориза. Для меня на свете нет ни счастья, ни жениха. 

Хавронья. Не соблаговолите ли, ваше высокорейсграфское сиятельство, чарочку выкушать водочки?

Касандр. Покорно благодарствую, матушка, жарко и без водки.

Хавронья. Да водочка та, ваша высокорейсграфская светлость, самая знатная и богатая.

Хавронья. Так не соизволите ли, ваше высокорейсграфское превосходительство, хотя рюмочку рейнского или церковного?

Касандр. Нет, сударыня, благодарствую.

Хавронья. Ин медку или бражки?

Касандр. Нет, сударыня.

Хавронья. Так чем же такого дорогого гостя потчевать?

Викул. Сердечушко, не утруждай его сиятельства. Повеселилися ли, милостивый государь, на охоте?

Касандр. Изрядно, сударь. А ехав уже сюда, добыли мы медведя, да чуть было я ему в лапы не попался: бросился на меня и чуть я от него увернулся.

Хавронья. Статное ли это дело?

Касандр. А для чего не статное, сударыня?

Хавронья. Да как он смеет бросаться на ваше сиятельство?

Касандр. Да вить они, сударыня, в лесах родятся и в лесах вырастают: так они не знают никакого учтивства.

Хавронья. Так бы ты, мой красавец, лучше изволил потравить ручного медведя, а из них иные и нас, деревенских дворян, учтивее, потому что не только политично кланяться, да и танцевать умеют.

Касандр. А бедного моего егеря он с лошади...

Ниса. Ах! Боже мой.

Касандр. Девушка-то, видно, очень боязлива или очень жалостлива... Не пужайся. Он ни его не повредил, ни лошади, потому что он его так сильно по лбу треснул пулею, что он опрокинулся.

Хавронья. Да где его милость теперь? Не занемог ли он от страха?

Касандр. Здоров, сударыня. А я его за некоторою нуждою в Москву послал.

Ниса (особливо). О, льстивая надежда! О, несчастная Ниса! 

Дворецкий. Уже студеное на стол, сударь, поставили.

Флориза (ему особливо). Я тебе этого не приказывала.

Дворецкий (ей особливо). Как же без этого?

Викул. Милости просим, высокосиятельнейший граф, отведать нашей хлеба-соли.

Флориза (Дворецкому вслух). Выметена ли у нас горница?

Дворецкий (вслух). И хоромы, сударыня, все выметены, и двери подмазаны, и паутины сняты. 

Прошел мой сладкий сон, и миновалася моя надежда. Я чаяла, что сей мне день, день моей радости, а он самое горестнейшее время жизни моей. Страдай теперь: сладчайшая твоя надежда в горчайшее отчаяние превратилася. Плачь, Ниса, плачь и рыдай, отчаянная Ниса!

Конец первого действия 

Хавронья. А я выпила за здоровье вашего великосиятельстаа чашечку кофию, да што-та на животе ворчит; да полно, это ото вчерашнего вечера: я поела жареной плотвы и подлещиков да ботвиньи обожралася, а пуще всего от гороху это. А горох был самый легкий; и на тарелочке тертой мне подали, да и масло к нему было ореховое, а не какое другое.

Граф. Это масло в некоторых домах и с салатом кушают, хотя к салату обыкновенно деревянное масло употребляется.

Хавронья. Ахти! Да это, кажется, и не спасенье.

Дворецкий. Смесишася со языцы и навыкоша делом их.

Хавронья. Не изволите ли, графское сиятельство, в карточки позабавиться.

Граф. Нет, сударыня.

Хавронья. Да вить мы не в деньги играть станем.

Граф. Благодарствую, сударыня.

Хавронья. Хотя в бонки или в посыльные короли?

Граф. Королем мне, сударыня, не бывать, а быть битым не хочу.

Хавронья. Будто мы и осмелимся вашему сиятельству такую сделать неучливость: нас только бей, сиятельнейший граф.

Граф. Я вас бить не хочу, да и не за что.

Хавронья. Да как же нас, дураков, не учить? Мы перед вашим сиятельством и без вины виноваты.

Викул. Не изволите ли отдохнуть, высокосиятельнейший?

Граф. Я не устал, сударь... да вы не хотите ль попочивать?

Викул. Я привык к этому, милостивый государь, да не будет ли вам противно.

Граф. Нимало, сударь.

не скучно было, пришлем Флоризу. А она в разговорах учена, да и по-французски разговаривает.

Граф. Очень хорошо. 

Граф. Ты здесь дворецкий, а приказчик кто у вас?

Дворецкий. Я, милостивый государь, и приказчик, я стряпчий и псаломщик; да я ж и цирюльник его благородия.

Граф. Заживны ли крестьяне ваши?

Дворецкий. Почти все по миру ходят, не здесь-то и не вам-то сказано.

Граф. Отчего это?

Дворецкий. Боярыня наша праздности не жалует и ежечасно крестьян ко труду понуждать изволит. Щегольство и картежная игра умножилися, и ежели крестьяне меньше работать будут, так чем нашим помещикам и пробавляться. А мои господа хотя ни щегольства, ни картежной игры и не жалуют, однако, собирая деньги, белую денежку на черный день берегут.

Граф. Хорошо, братец.

Дворецкий. Не прогневайся, сиятельный! Боярыня в это время изволит свиней кормить, так и мне там присутствовать надлежит. 

Домостроительство похвально, однако свиней кормить, кажется, дело не господское. В деревне помещикам и без этого немало дела, и помещик, и помещица довольно и нужных и веселых упражнений сыщут. 

Граф. Я удивляюся, сударыня, как вы между едакими людьми жить можете.

Флориза. Что же делать, сударь, и поневоле живешь, когда этого переменить нельзя. Я осталася в сиротстве и в бедности, и только одна после отца пришла мне в наследство деревенька.

Граф. Вы всеконечно иной участи достойны, а я и батюшку вашего знал. Да и то мне известно, что он у всех за его хорошие качества в почтении был.

Граф. Не тужите об этом. Вы еще едва только расцвели, так еще жизнь ваша не основана. Может быти, что и вас бог не оставит.

Флориза. Надежда моя на бога не погибает; однако во временной сей жизни может быти мне счастия и не предписано. Однако я, покоряяся моей судьбине, сколько возможно преодолеваюсь.

Граф. Положите, сударыня на меня, так я о вашем счастии, сколько можно, буду иметь попечение.

Флориза. Я очень благодарна и принимаю ваше доброе и великодушное намерение за исполнение, хотя бы я от вас и никакого никогда в перемене моей жизни успеха не получила. Да только не станет сил ваших ко вспоможению бедных, когда вы, увидя кого в первый раз, толиким великодушием наполняетесь.

Граф. Для всех многого сделать не можно, да вы не в том числе.

Флориза. Да я ничем особливого вашего снисхождения не заслужила.

Граф. Я бы желал того, чтобы и вы такое усердие ко мне получили, какое я к вам в это получил короткое время.

Флориза. Мы и сердца наши закрыты! Я вам верю, да поверьте и мне, что и я не меньше к вам усердия имею.

Граф. Благополучен бы я был, сударыня, стал бы стараться по крайней мере высватать вас за кого из моих друзей, имеющих достаток.

Флориза. Этой комиссии я на вас не полагаю, и как я ни бедна, однако ища достаток замуж не пойду: с кем вечно жить, так не богатства в нем искать надобно.

Граф. Я вам жениха представляю, а в вашей воле будет, согласиться или нет.

Флориза. Кого вы в числе своих приятелей полагаете, так конечно тот почтения достоин, я о том не сумневаюся; однако не один рассудок при выборе жениха действует: всякий человек в таких обстоятельствах сверх праведного разбора достоинствам еще и свой вкус имеет. Вам это, я думаю, смешно, что бедная деревенская девка такою пустою наполнена гордостью и, едва имея пропитание, так разборчива.

Граф. Я этому смеяться не могу. Всякая благородная душа этого с вами мнения, невзирая на то, что по большей части противное этому случается. Да и то не дивно, потому что и род человеческий по большей части развращен. А я вам прямо доношу, что я с сим намерением и приехал сюда, чтобы увериться очевидно в том, о чем я довольно к вашему любочестию наслышался; и потом вас сватать.

Флориза. Оставьте это; я едакого жениха иметь не хочу, которого я от роду не видала, а чтобы я конечно замужем была, в этом я себе большой надобности не имею.

Граф. Не оттого ли уже вам неприятно мое сватанье, что вам противен сваталыцик.

Флориза. Желала бы я паче всего на свете, чтоб и я вам столько была противна, сколько вы мне противны.

Граф. А я бы того всего желал паче, чтобы и вы о мне такие ж имели мысли, какие я о вас имею.

Флориза. Вы моих мыслей не знаете.

Граф. И чтобы и вы то же ощущали, что я ощущаю.

Граф. Позволите ли мне яснее выговорить.

Флориза. Только чтобы речи ваши сходны были с моею честью.

Граф. Толико много вас почитая, я, конечно, ничего такого не выговорю, что вашему слуху и вашей чести непристойностью коснуться может.

Флориза. Странно мне это.

Граф. Дайте мне дозволение выговорить, и если вы не согласитесь на мое предложение, так оставьте мне мою дерзость.

Флориза. Говорите, что изволите; а мне за что сердиться и почитати то дерзостью, что с моею честию не разногласно.

Граф. О, если бы я желанный услышал ответ!

Флориза. Что не противно моей чести и что мне возможно, я все то, что вам угодно, исполню.

Граф. Я всю мою участь, мое счастие и мое сердце вам вручаю.

Флориза. Что ж этому последовать может?

Граф. Вечный союз и вечная любовь.

Флориза. Какой союз и какая любовь?

Граф. Можете ли и вы меня столько любить, сколько я вас люблю?

Флориза. Ну, если я вас столько ж и люблю уже; что из того?

Граф. А из того то, чтобы вы были мне жена.

Флориза. Неужели в Москве вы себе невесты не сыскали. Не забываете ли вы того, что я девка самая бедная.

Граф. Я, сударыня, не того свойства, чтобы мне в богатство влюбиться.

Флориза. Не следуйте первому стремлению своей страсти и жару любви; он скоро и потухнуть может.

Граф. Тогда потухнет, когда потухнет жизнь моя.

Граф. Не томите души моей, коли и вы меня любите.

Флориза. Невероятно мне это счастие.

Граф. Разреши беспокойствие мое.

Флориза. Я с радостию предложение ваше приемлю, когда я толико счастлива, что вам угодна стала.

Граф. О день, о радостный день!

Флориза. Не сон ли мне это!

Граф (целует руку ее). Во твоем образе вижу я все мое счастие, все мои радости, жизнь и душу мою... Вот причина моего сюда приезда. 

Граф. Так скоро ты возвратился! Да отселе до Москвы с лишком сто верст.

Егерь. Простите меня, милостивый государь.

Граф. Да что этому причина, что ты не поехал?

Егерь. Любовь.

Граф. Какая?

Ниса (вбегая). Они легли было почивать, а я только побежала посмотреть, кто приехал, и, слова два-три с приезжим молвя, пришла назад и увидела, что они дерутся. А за что, я и сама не знаю. 

Хавронья. Какой это уряд! Разбил бабу ни дай ни вынеси за что: приревновал к вашему сиятельству; так поэтому мне с добрыми людьми и не говорить.

Викул. Полно, дурища.

Хавронья. Полно табе, дурачища.

Флориза. Постыдитеся.

Хавронья. Да!.. У меня бока болят.

Викул. Лучше пойди вон, а не срамничай. (Взяв ее за руку, выводит.)

Граф. Пойдем да помирим их. 

Егерь. Помнишь ли ты, девушка, что я давиче тебе говорил?

Ниса. Полно же издеваться-то мною; на что то говорить, чего у тебя в сердце не было и никогда не будет?

Егерь. Да любить-то станешь ли ты меня? А я не в издевку тебе говорю: ежели ж не станешь, так на что мне и время тратить. Вместо пустых речей я бы в это время птиц настрелял.

Ниса. Да опять медведю в лапы попади.

Егерь. Ты мне страшнее медведя. Я с ним оправиться умею, а твоего сердца ни дробью, ни пулей не добудешь.

Ниса. Лих ты шутить.

Егерь. Так ты меня любить не хочешь?

Ниса. Я могу к тебе склониться, да только не как любовница, да как невеста.

Егерь. Да что лучше, быть женою и мужа не любить или быть любовницею и быть верною своему любовнику?

Егерь. Я готов раз пять обвенчаться с тобою.

Ниса. И пять раз изменить.

Егерь. Многие бы мужья и жены постоянными еще называлися, ежели бы только друг другу по пяти раз изменяли.

Ниса. Я не такого сложения.

Егерь. Да и я не таков.

Ниса. Да скажи мне, любишь ли ты меня?

Егерь. Разве я тебе этого не сказывал?

Ниса. Да еще скажи.

Егерь. Ей! ей! люблю. Еще сказать?

Ниса. И хочешь на мне жениться?

Егерь. И хочу на тебе жениться.

Ниса. И вечно мне верен будешь?

Егерь. Вить тебе не подписку в этом от меня брать. А хотя бы я и подписался, так едакая подписка не вексель и протестовать ее нельзя.

Ниса. Так видно, что ты на себя не надеешься?

Егерь. Полно, голубушка, пустое-то бредить, вечно буду верен; да что я с тобой заговорился, у меня ружье еще не чищено.

Ниса. Будешь верен?

Егерь. Вить я не ворожея, чтобы я мог узнати то, что впредь будет. 

Хавронья. Я бы для тебя, премногомилосердый отец, червчетый мой яхонт, Финиста сокола перышко, ни за что не постояла; да этого никак невозможно сотворить, эта раба -- правая у меня рука.

Граф. Я вам, сударыня, за эту девушку заплачу пятьсот рублев.

Хавронья. Сиятельный, да естолько взять за девку выводных денег, полно и не грешно ли.

Граф. Я этот ваш грех на себя снимаю.

Хавронья. Ин будь по воле твоей, табе ни в чем нет отказа. 

Викул. Всепокорнейше благодарствую, высокосиятельный, что вы за мою хлеб-соль так меня жаловать изволите. А ты, неверная жена, куда-нибудь запрячься, чтобы тебя и мыши не видали.

Хавронья. В уме ли ты, батька? Вот, высокой граф! Бурмицкой мой жемчуг! Твое превосходительство видит, как он со мною поступает.

Граф. Как вы, сударь, не боитеся бога.

Викул. Ваше сиятельство, да вить присаженые-то мне вашею высокографскою светлостию рога меня графом не сделают.

Граф. Какие рога? Их у меня и в голове нет.

Викул. Да у меня они на голове. Мало мне за грехи мои!

Хавронья. Экой сором! Да ты бы благодарил его светлость за милости такие, что он у деревенской бабы по природному своему человеколюбию грешную ее руку целует.

Викул. Да!.. А ты на поцелуй-то отвечаешь? Ни в чем-де от меня тебе не будет отказа.

Хавронья. Да послушай, о чем это было.

Викул. Я и слышал и видел. Оставьте меня на часок, высокосветлейший, высокороднейший граф, и ты, дурища, выйди. 

Вот до чего дожила голова моя!.. Женища моя, баба старинная, а вздумала убрать голову мне по новому манеру. Ни отец мой, ни дед, ни прадед рог не нашивали!.. Все их прегрешения на мне оборвались! О Хавронья, Хавронья! с ног ты меня срезала!.. А тебе, высокосиятельный, воздастся по делам твоим! Здесь-то мы не равны, а на том свете и граф, и господин, и барон, и мелкий дворянин будут равны. Может и крепостной человек по неисповедимым судьбам быти на том свете больше воеводы. Отвечать тогда, что ты меня, мужика старого, такою взыскал высокорейсграфскою милостию!.. Дворецкий! 

Викул. Скажи мне, что по уложению положено за присажение рог? И в которой коллегии об этом бить челом надлежит.

Дворецкий. В котором уезде реченное присажение рог воспоследовало, в воеводской канцелярии того города о том и прошение подать надлежит.

Викул. Какое же по тому произвождение бывает?

Дворецкий. Таких казусов хотя и много бывало, однако сведения о том не обретается: понеже еще по сей год и по сие число о таких прогрессах ни от кого прошения не происходило.

Викул. У меня едакое дело со женою начинается.

Дворецкий. Статное ли дело!

Викул. Шила в мешке не утаишь: так, по снисхождению его сиятельства.

Дворецкий. Кто бы от этой души, какая в вашей помощнице имеется, этого ожидать мог!

Викул. Я бы и развелся с нею, да много с нею детей и внучат нажил, а скоро и правнучата будут. Да и ее люблю я страстно, и хотя она уже и за шестьдесят лет, а когда примахнется, так и двадцатилетнюю женщину за пояс заткнет.

Дворецкий. Да и кроме красоты, ваше здоровье, какая у нее память! Бову, Еруслана вдоль и поперек знает, а жать такая мастерица, как ты сам ведаешь, да и в домашнем-то быту: и капусту солит сама, и кур щупает, и свиней кормит.

Викул. Да что во всем ее искусстве, когда неверна мужу?

Дворецкий. Чашка меду, да ложка дегтю.

Викул. Да деготь-ат этот густенек.

Дворецкий. Милостивый государь! Не ты первый, не ты последний.

Викул. Да мне этого не хотелось.

Викул. Да мне этого на роду написано не было.

Дворецкий. Коли бы не было этого написано, так бы этого и не сделалось.

Викул. Как же ты думаешь, бить челом об этом или нет?

Дворецкий. Не лучше ли это про себя держать? Так и поношения избежите. А что сделано, того уж не поворотить: пролитое полно не бывает.

Викул. Да граф-ат всем расскажет. Вить ныне все по-новому: преж сего любилися ради сластолюбия, а ныне ради тщеславия больше.

Дворецкий. Граф человек милостивый и этого не сделает, будучи таким честным господином.

Викул. Я за его честность покорно благодарствую.

Дворецкий. В это он только по молодости впустился.

Викул. Да моей старости это не вкусно.

Дворецкий. Врагов своих мы любити должны.

Викул. Коли бы кто тебе рога присадил, так бы ты инако заговорил.

Дворецкий. Да вить ты, боярин государь, разводиться с сожительницею своею не намерен.

Викул. И намерен бы был, да любовь этому препятствует.

Дворецкий. Так на что ж это дело в огласку пускать?

Викул. Да и обиды-то снести не хочется.

Дворецкий. Да вы же графа-то и не перетягаете; по пословице: с сильным не борись, а с богатым не тяжись. А с таким и богатым и знатным человеком где нам перетягаться?

Викул. Да диво, не так ли, друг мой: дороже кожуха вошка станет. 

Викул. Дворецкий! Едак она меня и совсем разорит. Иные по большей части рогами разживаются, а я от них разоряюсь.

Егерь. Не разоренье это, господин Викул, когда она за девушку эту пятьсот рублев получила.

Ниса. Граф ей за меня дал пятьсот рублев.

Викул. Пятьсот бы тебе ударов плетью.

Егерь. Милостивый государь! Такой великой суммы таких ударов и вы не вытерпите.

Ниса. Да чем я вас прогневала? Я вам верно служила.

Викул. Видно по всему, что рога-то мне присаживати и ты помогала. А я не скоро этому поверю, чтобы за тебя кто пятьсот рублев дал.

Егерь. За нее дал бы турецкий султан и пять тысяч червонных.

Викул. Пятьсот рублев дело великое! Да кто заплатит такие за нее деньги?

Егерь. Они уже заплачены, и ваша сожительница их уже приняла.

Викул. Осведомись, дворецкий, да отлепортуй меня.

Дворецкий. Письменно прикажете себя лепортовать или словесно?

Викул. Словесно отлепортуй; лучше на словах получити деньги, нежели на письме ничего. 

Викул. Знатный господин и безденежно девку отнять может. Вить мы перед ним прах земной; так лучше взять денежки, благо господа жалуют; а то поезжай еще в Москву, да года два потрися около архивы, да рублев сотню раздари.

Егерь. Ныне крепко запрещено едаким шильническим ремеслом питаться.

Викул. Пьяному да крючкотворцу и море по колено. Да и подушка-то у ябедников не гораздо вертится: у тех вертится больше, которые, наблюдая свою честность, по миру ходят и у них же ради пропитания милостины просят. 

Дворецкий. Деньги, боярин государь, российскою серебряною ходячею монетою все приняты сполна.

Викул. Это лучше, а за медные-то деньги ныне и при покупке и при размене проценты очень велики. Мне бы казалося, что это новая статья лихоимства, и должно бы о том доносить куда принадлежит.

Дворецкий. За серебряные деньги и за ассигнации брати проценты, кажется, и с указами несходно. И ежели это дойдет подале, так этого лихоимства не похвалят.

Викул. Что ни говори, а рога мои у меня из ума не выходят.

Егерь. Как вам не стыдно! Люди о деле, а он о рогах: вить они от этого, что ты твердишь о них, с головы твоей не свалятся.

Викул. Не свалятся. 

Хавронья. Едакую на меня всклепал небылицу.

Викул. В геенне, в тартаре, в архитартаре будешь ты, окаянница.

Хавронья. Да хотя бы я и вправду в какое впала беззаконие, так разве мне нет уже и раскаяния?

Викул. Да вить хотя ты и раскаешься, а рога-то с меня не спадут...

Хавронья. Где это граф-ат мой! Что он так замешкался, не дождусь я его, моего света.

Викул. Слышишь ли, дворецкий?

Дворецкий. Уши вянут, милостивый государь.

Викул. Как на нее небо не упадет.

Егерь. Да ежели небо-то упадет, так оно и нас передавит... Едакой выскочка! Чтобы ради его рог на нас небо упало. 

Граф. Ужели вы оставите свое подозрение, когда я вам ясно покажу, что я вашей сожительницы и помышлением не коснулся?

Викул. Сиятельнейший граф! Чем вы меня уверить можете?

Граф. Руку целовал я у нее за то, что она мне Нису уступила.

Викул. Я бы тебе, государь, десять Нис и даром челом бил, а Хавронья-то мне самому надобна.

Викул. Нет, Хавронья, не поцелуй теперь на уме моем.

Граф. Вот моя любовница: она моя невеста, и в сей же день она мне и жена будет. Кончилось ли ваше подозрение?

Викул. Всепресиятельнейший и превсемилосерднейший граф, подлинно ли это так?

Флориза. Подлинно так, сударь: ваша сожительница вам верна, а граф сегодня со мною обвенчается.

Хавронья. Што я табе, красное мое солнышко, верна, это правда, а што граф берет ее за себя, это я и сама теперь только слышу. Дай Бог ей счастие! А она этого достойна.

Дворецкий. Достойно и праведно.

Хавронья. Не забудь и нас, сиятельнейшая графиня!

Флориза. Я еще не графиня, а вашей дружбы никогда не забуду.

Флориза. Я еще не графиня; а думаю, что граф вашим недостаткам...

Граф. Как во свой дом, ко мне присылать извольте. Всякое изобилие имейте от моего дома, как от дома вашего. Я все мои радости имею.

Викул. Поцелуй меня, Хавроньюшка. А кто старое помянет, тому глаз вон. (Целуются.) 

Впервые - ПСВС (ч. VI, с. 1-56; 2-е изд. М., 1787, с. 1-52).

Сочинена около 1772 г. В построении фабульной коллизии сочетаются традиции комедии Вольтера "Шотландка" (1760) - линия графа Касандра и Флоризы и фонвизинской комедии "Бригадир" (1769) - чета помещиков.

Комедия входила в репертуар Петровского театра М. Е. Меддокса в Москве.

С. 388. Цельно ты трафишь... - то есть хорошо угождаешь.

С. 390. ... расхвалили мне какую-то интермецию и уговорили меня туда съездить. - Речь идет о трагедии Сумарокова "Хорев", постановку которой далее описывает Хавронья.

С. 391. Да я тебя и на Бову королевича не променяю. - См. примеч. к с. 305.

С. 406. Бурмицкой жемчуг - крупный окатистый жемчуг.